Но главным полем деятельности нового Комитета сразу становится укрепление и расширение своей собственной власти. На этом пути возникла щекотливая проблема. После 2 июня с лихорадочной поспешностью готовили, а затем утверждали новую конституцию. Затем ее одобрили подавляющим большинством голосов участники первичных собраний избирателей. 10 августа в Париже устроили грандиозный праздник по случаю принятия конституции, оригинальный текст которой торжественно положили в особый ковчег из какого-то ценного дерева. Оказалось, однако, что эта церемония представляла собой не что иное, как погребение конституции, уже выполнившей свою функцию. Поспешное принятие конституции служило сильнейшим аргументом против жирондистов, обвинявших монтаньяров в стремлении к диктатуре. После их краха она уже не нужна. 11 августа Робеспьер заявил в Якобинском клубе, что если начать осуществление конституции, распустить Конвент, провести новые выборы, то «ничто не может спасти Республику». Введение в действие конституции решили отложить до окончания войны.
Но и внутри временной государственной организации происходит перераспределение власти. 28 июля Комитет общественного спасения получает право «отдавать приказания о вызове и аресте подозреваемых и обвиняемых лиц и о наложении печатей». Это решение явилось только началом осуществления программы, которую Робеспьер наметил для себя еще в начале июня: «Нужна единая воля». Исполнительный совет, то есть министры, ранее формально зависимые лишь от Конвента, теперь окажутся в подчинении Комитета. Все остальные комитеты Конвента, включая и Комитет общей безопасности, тоже подвергнутся той же участи.
Небывалой централизации власти активно способствовал Дантон. По его предложению 2 августа Конвент выделил в распоряжение Комитета 50 миллионов ливров, которые могли расходоваться совершенно бесконтрольно. С помощью тайных субсидий газетам, народным обществам, клубам, вознаграждения тайных услуг, найма агентов, просто подкупа Комитет имеет отныне возможность обрести поистине всепроникающее и всеобъемлющее влияние. Фактически проводилось в жизнь постоянное требование Марата о неограниченной диктатуре, по поводу которого на голову Друга народа обрушивалось так много беспощадной критики.
Конечно, это было бы так, если бы Комитету общественного спасения монтаньяров приходилось иметь дело только с Конвентом, с другими правительственными органами. «Единая воля» Горы, монтаньяров могла бы торжествовать и действовать уверенно и самостоятельно. Но это было далеко не так. Начиная с 10 августа 1792 года существовала и другая власть. В отдельные моменты — 10 августа 1792 года. 2 июня 1793 года — она становилась всемогущей. Собственно, благодаря этому монтаньяры и сумели победить жирондистов. Теперь, когда монтаньяры получили полновластный Комитет общественного спасения, они особенно остро, болезненно почувствовали существование этой второй власти, с которой они никогда полностью не сливались. Могучая, постоянно волнующая масса санкюлотов подавала свой голос в секциях, народных клубах, через кордельеров, «бешеных», иногда через Коммуну Парижа, через газеты, объявившие себя наследниками Марата. Существовало зыбкое двоевластие. С ним приходилось считаться. Умерить страсти санкюлотов, казалось, проще всего было путем принятия их требований. Но они слишком уж задевали интересы буржуазии. Идет в ход имитация законов, как бы перехватывающих инициативу низов и призванных тем самым успокоить народные чувства. 26 июля Конвент принял декрет против скупки. За его внешней суровостью скрывалось, однако, практическое бездействие.