Затем 9 августа принимается декрет о «складах изобилия», который на деле ничем не помог реальному решению проблемы голода и дороговизны. В этом же ряду попыток предупреждения и ослабления народных требований оказался декрет о всенародном ополчении, принятый Конвентом 23 августа. Робеспьер выступал против самой идеи такой всеобщей мобилизации: «Эта благородная, но, возможно, чрезмерно восторженная идея всенародного ополчения бесполезна. Нам не хватает не людей, это нашим генералам не хватает патриотических добродетелей». Он мог бы добавить, что поголовный отрыв мужского населения от труда, этот новый крестовый массовый поход, для которого не было ни оружия, ни командиров, ни снабжения, был бы иллюзией создания несокрушимой силы. Но его горячо добивались. И заведомо невыполнимый декрет приняли, хотя обставили дело такими оговорками, которые оставляли все на усмотрение правительства, то есть Комитета общественного спасения. Зато патриотической риторики в декрете оказалось достаточно. Вот его легендарная формулировка: «С настоящего времени впредь до изгнания врагов с территории Республики все французы должны находиться в постоянной готовности к службе в армии. Молодые люди должны отправиться воевать, женатые будут изготовлять оружие и перевозить продовольствие, женщины будут шить палатки и одежду и служить в госпиталях, дети будут щипать из старого белья корпию, старики будут в общественных местах возбуждать мужество воинов, ненависть к королям и взывать к единству Республики».
Декрет вошел в историю, с ним родился принцип всеобщей воинской повинности, всеобщей мобилизации. Но практическое его значение не шло в сравнение с конкретной повседневной организационной работой по формированию, обучению и снабжению армий. Зато он призван был удовлетворить патриотические упования санкюлотов. К сожалению, этого оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить другие, более основательные народные требования.
Летом 1793 года стояла сильная жара. Урожай пострадал от засухи. Уже в августе чувствуется ухудшение снабжения. В Париж ежедневно привозят только 400 мешков муки вместо минимально необходимых 1500. С помощью муниципальных субсидий кое-как удается поддерживать низкие цены на хлеб, который продается по цене 3 су за фунт. Но цены на остальные продукты в среднем в два раза выше, чем в первые годы Революции. «Бешеные» — Жак Ру, Леклерк — развертывают кампанию против богатых, против банкиров, спекулянтов, против депутатов, чиновников. Теперь к ним присоединяется Эбер, издатель самой популярной газеты «Пер Дюшен», выходившей огромным, немыслимым для того времени тиражом полмиллиона экземпляров. Эбер открыто выступает против усиления власти Комитета общественного спасения. 4 августа он писал: «Если и есть мероприятие опасное, политически неверное, пагубное, то это бесспорно то, что было предложено Национальному Конвенту, а именно: преобразовать Комитет общественного спасения в правительство… В сосредоточении такой огромной власти в руках этого Комитета я вижу лишь чудовищную диктатуру».
Робеспьер сталкивается с новой нелегкой проблемой. Для его друзей, вместе с ним заседающих в Комитете, для Сен-Жюста, Кутона она кажется крайне болезненной. Ведь экстремисты отвлекают от главного, от борьбы против внешнего врага, против армий монархической коалиции, против роялистских мятежей. Но для Робеспьера это привычная ситуация: внутренний враг всегда существует и он всегда опаснее внешнего. «Бешеные» должны быть раздавлены в первую очередь.
Конечно, сейчас против него не прежние враги, с которыми все было ясно. Это не Барнав, не Ламеты, сами не скрывавшие своих связей с двором; это не жирондисты, совершившие так много явных ошибок и докатившиеся до союза с роялистами. Ныне против него те, кто помогал ему сокрушить фейянов, а затем и жирондистов. Они действительно люди народа. Это бесспорно для всех, но не для Робеспьера, ибо народ имеет право представлять только он сам, а все, кто выступает против него — интриганы, агенты аристократов, враги народа. Задача в том, чтобы утвердить эту истину.
Сейчас положение сложнее, чем в июне, когда пришлось разоблачать Жака Ру. Образовалась демократическая, крайне левая оппозиция Горе, монтаньярам. Возникло пестрое противоречивое движение. Ядром его оказалась группа кордельеров. Это не старый Клуб кордельеров, хотя по-прежнему собрания и встречи происходят в том же здании монастыря. Дантон, некогда возглавлявший старых кордельеров, далек от новых. Часто с ними выступают «бешеные»: Жак Ру, Варле, Леклерк, организатор Общества революционных женщин Клэр Лакомб. Их поддерживает народ, но они не располагают союзниками в буржуазном Конвенте; нет у них и никаких вооруженных сил. У них лишь газеты.