Монтаж

Я вспомнил, как читал статью о том, что голуби – это единственные птицы, убивающие себе подобных ради удовольствия. Нам людям нашлось бы, о чем перекинуться с ними парой словечек.

Подошел мой трамвай, я вскочил на подножку, отодвинув наглого маленького мужичка с длинным носом, затем присел на желтую скамью, ловко попав между двумя ледяными полосками металла, и сжал зад, чтобы он помещался только на ткани сиденья. Утренние заморозки давали о себе знать. Мужик отыскал свободное место, обрадовался лежащей газете и развернул ее. Подошла дама-кондуктор выбила билет и отобрала свою газету.

– Нечего, – сказала она.

За окном уже светало, безрадостных лиц прибавилось, начинался новый рабочий день. Я вышел рядом с цветочным ларьком и поспешил к своим. Вся малая банда была уже в сборе, даже Морозовский не опоздал, но Вовы не было… Проживал он в том же доме, где располагалась фирма, более того, в той же парадной, только на десятом этаже. Первое время я предполагал, что его опоздания – часть образа крутого босса, который приходит на работу в нужный ему момент, а не в девять, как все остальные, но на самом деле Вова просто был болваном. В этот день нас разделили.

– Я вас разделяю, – сказал Вова

Дима-босс с Морозовским поехали в НИИ скорой помощи им. И.И. Джанелидзе, я с Димой-водителем по каким-то не ясным делам фирмы, Вова поехал покупать новые крылья для мотоцикла, хотя следовало бы новые усиленные рессоры.

Дима-водитель был парень что надо. Лет пятидесяти пяти с густыми усами и седыми волосами средней длины, которые сами ровно укладывались у него на голове. В толпе я бы принял его за художника. Он получал сущие гроши, но жил за два дома от офиса. Заваривал себе кофе каждое утро, выходил на балкон и смотрел на офис Квербита, такой ненавистный, но близко расположенный.

– Я работаю здесь уже шесть лет и с каждым годом только хуже. Олегыч на покой уходит, слыхал? Ага, ну теперь пиздец.

Шесть лет… Как я понял позже, крепких нервов был Дима-водитель. Кто-то вроде него сидит глубоко под землей в бункере рядом с кнопкой пуска ракет.

– Ты в армии служил, Леня?

– Не довелось.

– Мой сын тоже. И хер бы с ней!

Он непрерывно курил, зло сжимая сигарету в зубах, маневрировал в потоке машин на своей длинной лодке и потчевал меня всевозможными историями.

– В армии я тоже водителем был. ЗИЛ старый водил, ремонтировал постоянно. В казарму только поспать заглядывал. Помню как-то подходит ко мне прапор Семечка: «Я с командиром договорился, едешь со мной, заводи свое корыто». Ну закрыл я капот, завел, поехали. ЗИЛ потряхивает постоянно, прапор за ручку кожаную держится и его мотает из стороны в сторону, как припадочного. В кабине натурально туман… Тогда все в армии пили, как лошади. Я помалкиваю, да стекло лобовое рукавом протираю. Выехали за поселок, остановил я. Прапор сразу дверь открыл, проблевался, рукавом вытерся и дальше едем.

Дима ловко влез между двумя автобусами, затем сменил полосу и развернулся через сплошную.

– Так вот, едем дальше, прапор фляжку достал, хапнул половинку, порозовел. Поле началось, выезжаем за поселок, а там развилка, прапор мне направо машет. Хозяин – барин, заехали в лес. Лето, понимаешь, птички поют, душевно очень. Прапор свой коньяк сосет, я радио слушаю, закурил… Тут прапор коньяком поперхнулся, руками замахал: «Ты че, баран, гонишь! Назад сдавай, хуепутало!». Сдаю потихоньку и вижу дорогу, всю в зарослях, но широкую. Как тут заметишь?

– Полагаю, что никак.

– Вот именно! А прапор закурил, на сиденье облокотился и ручкой своей пухлой вперед указывает. Минут пятнадцать ехали через заросли, я уж весь извелся. Потом на поляну выкатили: сосны там, осины и прочее. А посреди поляны знаешь, что?

– Боюсь предположить.

– Фургон, бля! Ржавый порядочно, но камуфляж просвечивает на бортах и накрыт камуфляжной сеткой. Ну я машину глушу, выходим. Обошли вокруг, а там из задней стенки фургона провода выходят прямо в землю. Каждый с руку толщиной, целый моток. «Понял? – говорит прапор. – Меди там до жопы и в самом фургоне, я думаю, тоже имеется. Тебе за труды поставлю что-нибудь, а ты никому!»

Дима прикурил новую сигарету от старой и заложил лихой вираж через три полосы.

– Я ему говорю, что только, мол, в приказном порядке, ваше благородие. «Окей, мудила! – орет прапор. – Солдат Филиппов, приказываю прицепить фургон и отвезти в указанное мной место» Хозяин – барин. Цепляю фургон, запрыгиваем в кабину, газую. С первой на вторую перехожу, ЗИЛ трещит весь, колеса говно месят, а фургон только на месте покачивается. Прапор орет, кулаком меня в плечо лупит. А смысл? Встали и все тут. Ну берет Семечка топор, китель расстегивает и бегом за фургон. Только вот до конца он не добежал. У вагончика распахивается дверь и оттуда выскакивает ошалевший лейтенант в таком же расстегнутом кителе, только опознавательные знаки чудные, я таких никогда не видел. В одной руке ТТ, лицо бледное, трясется, а за ним солдатик с автоматом. Серьезный такой, весом под соточку. Прапор топор кинул и в лес убежал.

– А ты как?