Обо всём надо судить на основании разума, а не общей молвы. Простые и грубые люди более правдивы, чем тонкие. «Тут нужен человек или чрезвычайно добросовестный, или настолько недалёкий, чтобы он не был в состоянии возводить фантастических построек и придавать правдоподобие ложным вымыслам, будучи к тому же в достаточной мере равнодушным ко всему, что он видит». (Добродетель простолюдинов – пассивное отражение правды, но это же и недостаток – неустойчивость, способность легко заблуждаться. Активность и в хорошем и в дурном принадлежит людям высших классов.) На основании рассказов одного из таких людей Монтень приходит к выводу, что дикарей напрасно называют «варварами». Мы кажемся себе наиболее совершенными во всём – в религии, государстве и т. д. Дикими нужно называть не плоды природы, а те, которые мы извратили своим искусством. «Неправильно было бы приписывать искусству больше чести, чем нашей великой и могучей матери природе. Искусство тщетно – гнездо маленькой птички и паутина посрамляют его». Платон (Законы, X) ставит продукты искусства ниже того, что произведено природой или судьбой.
«Эти народы кажутся мне, таким образом, варварскими в том смысле, что в своём образе жизни они ещё очень мало заимствовали от человеческой изобретательности и ещё очень близки к своей первоначальной простоте. Ими управляют ещё законы природы, весьма мало искажённые нашими законами». Всё, что мы видим у них, превосходит фантазию поэтов о золотом веке и требования самой философии. «Философы не в состоянии были вообразить первобытность столь чистую и простую, как мы это видим на опыте, и не могли поверить, что общество наше может держаться с таким ничтожным количеством искусственно создаваемых средств и связей. Вот народ, сказал бы я Платону, у которого нет никакой торговли, никакой письменности, никакого знакомства с числами, никаких признаков власти или политического господства, никаких следов рабства, богатства или бедности, никаких договоров, никаких наследств, никаких разделов, никаких занятий, кроме добровольных, никакого уважения к древности рода, никаких одежд, никакого земледелия, нет в употреблении ни металлов, ни вина, ни хлеба, нет даже слов для обозначения таких вещей, как ложь, предательство, притворство, скупость, зависть, злословие, помилование. Насколько далёкой от этого совершенства он должен был бы признать измышлённую им республику!». Идеализированное изображение образа жизни дикарей. Мораль их пророков: быть стойким на войне и любить своих жён. Если пророк ошибается в своих предсказаниях, его разрубят на тысячу кусков. Храбрость на войне. Пленных убивают и едят. Но в цивилизованных странах с пленными обращаются гораздо хуже. «Гораздо большее варварство, говорю я, – терзать так живого человека, нежели зажарить и съесть его». Дикари – варвары «по сравнению с тем, что предписывает человеку его разум, но не по сравнению с нами». Их войны извинительны, «насколько вообще это достижимо для такой язвы человечества». Они сражаются ради доблести, а не ради новых земель. Их желания вытекают только из естественных нужд.
Общая собственность: «Обычно у них называют друг друга братьями люди одинакового возраста; своими детьми зовут они всех, кто моложе; старики считаются отцами всех прочих. Эти последние оставляют своим наследникам в полную и общую собственность всё своё имущество без раздела и без всякого иного права на владение, кроме того, которое дарует своим созданиям природа, производя их на свет». Реалистические детали.
Они правильно судят, что победа достигается лишь тогда, когда враг проявляет слабость, «растерянность». «Кто, даже испуская дух, всё ещё продолжает мерить своего врага твёрдым и презрительным взглядом, тот разбит не нами, а судьбой». (Ссылка на Сенеку, De Constantia Sapientis30, гл. 6.)