До 1900 года Поркероль представлял собою дикое, захолустное местечко. Крепкий запах древесной смолы исходил от нагретых кустарников, тот самый запах, который с таким наслаждением вдыхал Ги восемь лет тому назад, открыв для себя юг.
Ги бродил по южному берегу островка. Разыскивая дорогу к мысу Меде, он неожиданно встретил необычного вида одинокую даму. «Да, представьте себе, именно здесь! Я сознательно говорю «даму». — элегантную шестидесятилетнюю даму с кокетливо причесанными седыми волосами. Ее одежда заставляла вспомнить год 1830-й. Я спрашивал себя, уж не пригрезилось ли мне все это? Когда она поравнялась со мной, я, уступая ей дорогу, отошел к кустам и поклонился».
— О мосье, — сказала она, — я понимаю ваше удивление! Встретить в таком заброшенном уголке одинокую женщину… За долгие годы, проведенные мною здесь, я лишь второй раз встречаю парижанина. Нет, нет, не вздумайте сказать мне, что вы не из Парижа… Как ваше имя, мосье?
— Ги, Ги де Мопассан.
— А… А что вы здесь делаете?
— Я ищу море и заблудился в кустарнике.
— Как все мужчины! Идите за мной — мы выйдем на дорогу, ведущую прямо к берегу. Я счастлива узнать, что вы…
— А вы, мадам?
— Простите, я не могу себя назвать. К тому же мое имя вам ничего не скажет…
— Но это несправедливо!
— Да, это несправедливо, но не настаивайте!
— Вы давно живете в Поркероле?
— Лет двадцать…
— Одна?
— С моей служанкой. Здесь, в этих диких зарослях. Единственное мое развлечение — проходящие мимо корабли. Я видела, как подошла и ваша яхта, но не разобрала названия.
— Я приобрел ее совсем недавно. Она носит имя «Милый друг».
— Красивое имя.
— Вам никогда не бывает здесь страшно?
— Иногда. Зимой в час прилива слышны какие-то странные звуки… Впрочем, я привыкла!
— Однако, мадам, все это не может объяснить мне, зачем вы здесь.
— Когда Наполеон Третий царствовал еще в нашей дорогой Франции, я была знатной парижской дамой. Я встречалась с Рикором, врачом императора, с вашими собратьями Октавом Фейе и Проспером Мериме, с Жюлем Симоном, Тьером… Я чувствовала, я предугадывала катастрофу… Я пыталась открыть глаза императору. Меня не захотели выслушать.
— Вы были республиканкой?
— Не знаю. Я боялась… И тогда я написала обо всем этом.
— И вас арестовали!
— Я начала снова. Я видела Седан, мосье…
Ги остановился, с ужасом глядя на трогательную пожилую даму. Его обветренное, слегка красноватое лицо залила бледность. Дама заметила его замешательство.
— Что с вами, мосье?
— Я сам принимал участие в прусской кампании. Простите меня, мадам…
— Вы выглядите очень молодо.
— В юд Седана мне было двадцать…
— Господи! Так это для вас, мосье де Мопассан, я писала, для вас и ваших товарищей!
Странная дама машинально подталкивала камешки носком туфли.
— Он был не так уж плох, Наполеон Третий, — продолжала она. — Он страдал лишь одним недостатком — был болен.
И, вспоминая о болезни императора, она засмеялась легким, хрупким смехом.
— Меня приговорили к ссылке. Император разрешил мне остаться на земле Франции при условии, что я никогда не покину этих мест. И никогда не раскрою тайну своего имени. Вот и все!..
— Но он уже пятнадцать лет как умер, мадам, и у нас теперь республика! Ваш друг, господин Тьер, встретил бы вас с триумфом, если бы вы вернулись в Париж.
— Да, мосье, но я дала клятву…
— Врагу!
— Я обязана сдержать свое слово.
Она покачивала своей красивой седой головой, как маленькая упрямая девочка.
— Вы слышали об островах Лерен? Святой Маргариты?
— Я как раз держу туда путь.
— Так вот, я сестра «Железной маски», вот и все.
И она искоса, лукаво взглянула на своего великолепного собеседника; усы его вздрагивали, он жадно вдыхал запах розмарина, древесной смолы и водорослей.
— Мне кажется, вы хороший писатель, мосье де Мопассан. Позвольте мне спросить вас кое о чем.
— Прошу вас, мадам.
— «Милый друг» пользуется все таким же успехом, что и прежде?
— Признаться, да, мадам. Вот уже три года…
На борту яхты писатель прерывает свой рассказ, вывивает чашку чая и потом продолжает:
— Мы подошли к морю. За прибрежными скалами чернела яхта. «Всего хорошего, — сказала она мне. — Спасибо за прогулку. Счастливого пути «Милому другу»…» Вот крестная, которой нам так недоставало, друзья мои! Берегитесь, Белая дама наблюдает за вами. Только со мной такое случается!
Назавтра, в девять утра, яхта покинула Поркероль. Ветра почти не было. Наконец слабый ветер наполнил паруса. За кормой вскипел пенный бурун. Бернар рассказывал хозяину о морских трагедиях, свидетелями которых стали прибрежные скалы, за которыми Мопассан следил по карте. Мыс Бена, острова Иер, Пор-Кро, Леван, мыс Негр, залив Кавалер, башня Камар, Сен-Тропез, который он так любил и о котором сказал: «Я провел здесь один из тех очаровательных дней, когда душа кажется спящей в бодрствующем теле».
Весь день и всю ночь они плыли, подгоняемые западным ветром. На исходе ночи ветер окреп, порывы его участились. Подстегнутый словно плетью, «Милый друг» рванулся вперед. Первые лучи солнца нашли его в открытом море бегущим по высоким волнам по направлению к Сан-Рафаэлю.
— Скоро будем в Каннах, — обронил Раймон.