Мопассан

Согласно этому высказыванию, содержание которого неоспоримо, Ги отлично сознавал, что его произведение выходило далеко за пределы обычной литературы. И когда Гаррис, невзирая на насмешливое предупреждение Ги, написал: «Страх, который вы, должно быть, испытали и который вдохновил вас на этот рассказ, доказывает, что нервы ваши вконец расстроены», — Мопассан, смеясь, воскликнул:

— Никогда еще я не чувствовал себя так хорошо!

Он смеется слишком громко. Факт, приведенный Гаррисом, подтверждает и Робер Пеншон. Однажды, после опубликования первого варианта «Орля», Ток и Жозеф Прюнье отправились позавтракать: «Мы говорили о его последней новелле, и, так как я заметил ему, что она будоражит мозги, он разразился здоровым чистосердечным смехом, который подтверждал, что уж у кого, у кого, а у него-то мозги не набекрень».

Посылая в конце октября первый вариант «Орля» в редакцию «Жиль Бласа», Ги сказал Франсуа:

— Я отправил сегодня рукопись «Орля». Увидите, не позже чем через неделю все газеты будут писать, что я сумасшедший. Ну что ж, как им будет угодно! Я абсолютно здоров психически. Я отлично отдавал себе отчет в том, что делаю, когда писал эту новеллу.

— Конечно, мосье, конечно, — говорит несколько обеспокоенный Франсуа.

Мопассан своим «Орля» вызвал неразрешимый спор между психиатрами и критиками. Первые с легкостью обнаруживают в его творчестве признаки умственного расстройства, которое вторые с возмущением отвергают.

Правдоподобность истории, рассказанной в «Орля», смущает и настораживает. Достоверность, разумеется, достигается отчасти мастерством автора, но вместе с тем и чем-то другим. Это не только мастерство. Рассказ насыщен множеством подлинных деталей, хорошо знакомых самому Ги: графин, опустевший к утру, дверь, запертая на два поворота ключа, холодное и пустое зеркало перед рассказчиком. Но это еще не все. Детали обретают пророческий смысл, который будет разгадан лишь в будущем, как, например, такое поразительное откровение: «Все время у меня ужасное предчувствие угрожаю щей мне опасности, боязнь надвигающегося несчастья или близкой смерти, то ощущение, которое, несомненно, является приступом болезни, еще неизвестной, но гнездящейся в крови и плоти».

Мопассану не было нужды фантазировать, чтобы создать правдоподобный вымысел. Ему достаточно было прислушаться к самому себе. Холод, который гнездится в глубинах его существа, порождает смерть, и она медленно поднимается по его капиллярам. В том, что он пишет, предвосхищение того, кем он станет скоро, очень скоро. Это так страшно, что нет нужды притворяться: этот человек изображает самого себя.

3

Трое детей Литцельман, 1883, 1884, 1887. — Второе досье по делу «Разыскивается отец». — Неприязнь к брату. — Шатель-Гийон в 1883 году. — «Монт-Ориоль», или отвращение к материнству. — «Мои двадцать пять дней», дневник курортника

27 февраля 1883 года в Париже, в 17-м округе родился от неизвестного отца мальчик Люсьен, которому была дана фамилия его матери Жозефины Литцельман. Через двадцать лет, десять лет спустя после смерти Мопассана, одна из ежедневных парижских газет, «Эклер», оповестила читателей, что Мопассан оставил после себя потомство — мальчика и двух девочек.

В 1884 году родилась девочка Люсьенна, а 29 июля 1887 года на улице Миди в Венсенне появилась на свет вторая девочка, Марта — Маргарита.

Их мать Жозефина Литцельман умерла в 1920 году. После смерти мадам Литцельман журналист Огюст Нарди посетил ее сына и обеих его сестер: «Все трое сохранили весьма четкие воспоминания о своем отце, помнят его посещения, но не позволяют себе никаких разговоров, касающихся официальной стороны этого дела. Все трое были огорчены тем, что печать заинтересовалась ими. Старший рассказал, что он часто получает газеты и журналы, содержащие материалы о его отце. Кто их посылает, ему неизвестно. Есть, однако, люди, очевидно знающие его историю: когда он был произведен в офицеры, чья-то рука вывела на его деле: «сын Мопассана».

После смерти Мопассана, в 1893 году, положение семьи Литцельман заметно ухудшилось. «Мать располагала еще в ту пору деньгами, но они быстро иссякли, и через несколько месяцев мы оказались в нужде. Между тем она получала время от времени письма с сургучными печатями…»

Мопассан, очевидно, взял на себя материальную ответственность за семью Литцельман при жизни и в какой-то степени после своей смерти. Итак, дети Литцельман не были в полном смысле этого слова покинутыми детьми. В завещании, однако, Ги назвал наследницей свою племянницу.