Мор

Издали слышны приглушенные голоса.

– Нет, вам туда нельзя.

– Но я есть хочу.

– Это правда всадник?

– Я хочу погладить его лошадку!

– А ну-ка марш в свои комнаты, оба!

По полу топочут маленькие ножки.

У меня екает сердце. Дети. Точно. Я тру глаза, мечтая, чтобы последних часов просто не было.

Дети. Под одной крышей с Мором.

– Не дай им умереть, – шепчу я.

– Все умирают, Сара.

Я закрываю глаза. Как же все болит. Тело, сердце, душа.

Они умрут.

Я поворачиваюсь к всаднику лицом, прижимая к груди одеяло. На нем рисунок – гоночные машинки. Это одеяло маленького мальчика, отданное, чтобы я согрелась. Иногда мелочи ранят сильнее всего.

– Если честно, – говорю я, – большей гнусности я от тебя не слышала.

Он щурится.

– Все люди смертны, – добавляет он, игнорируя мою реплику.

– Это не значит, что им обязательно умирать именно сегодня! – кричу я шепотом, стараясь понизить голос ради семьи.

– Сегодня они и не умрут. У них есть еще несколько дней.

Внезапно я понимаю, что мне тошно на него смотреть и находиться с ним рядом.

Он собирается убить детей. Детей.

Я знаю, что он уже убивал детей. Тысячами. Но сейчас все это слишком близко, слишком реально, и я не могу этого вынести.

Не говоря ни слова, Мор протягивает мне груду одежды – явно прошелся по хозяйским шкафам. И это, пожалуй, самое отвратительное.

Всадник так заботлив, он не забыл подобрать для меня одежду, но при этом позволяет своей проклятой заразе убивать детей.

Откинувшись назад, Мор наблюдает, как я одеваюсь, и взгляд, которым он скользит по моему телу, далеко не так равнодушен, как раньше.

Впрочем, скорее всего, мне это просто кажется.

Я нахожу в себе силы посмотреть ему в глаза.

– Измени свое решение.

– Нет.

Стиснув зубы, я пристально смотрю на него с осуждением. Но его этим не проймешь.

– Я здесь не для того, чтобы потакать твоим прихотям, – у него совершенно ровный, бесстрастный голос. – А для того, чтобы покончить с этим миром.

Глава 18

Лихорадка уносит человека за три дня. Иногда за четыре, если кому-то особенно не повезло.

Как этой семье.

Не пойму, то ли это зависит от свойств организма, то ли Мор как-то управляет течением болезни (либо наказывает меня за то, что постоянно вывожу его из себя, либо, наоборот, решил со мной помириться и позволил этим людям пожить подольше).

Прошло четыре долгих, мучительных дня болезни, прежде чем все члены семьи умерли. Мать, отец, сын и дочь. Всех четверых унесла эта тупая, бессмысленная зараза.

Четыре дня я оставалась в их доме по настоянию Мора, который заявил, что мне необходимо восстановить силы. Четыре дня, в течение которых сам всадник появлялся редко, а я ухаживала за семьей – вопреки их желанию. Они требовали, чтобы я ушла. По крайней мере, пока не ослабели настолько, что уже не могли заботиться о себе сами.

– Почему он это делает? – спросила меня женщина, Хелен, за день до смерти.

Я стояла на коленях у ее кровати.

– Я не знаю.

– Почему он спас тебя? – настаивала она.

– Я попыталась его убить, – объяснила я. – Он оставил меня в живых, чтобы наказать.

Она покачала головой.

– Вряд ли, – пробормотала она. – У него могут быть свои причины, но я сомневаюсь, что наказание – одна из них.

От этих слов я похолодела, и впервые за все время, подумав о своем положении, почувствовала неуверенность.

Зачем еще всаднику держать меня при себе, если не для наказания?

Я вспомнила пытки, которым он меня подвергал, и неуверенность улетучилась. Хелен просто не знает, через что Мор заставил меня пройти. Все дело в этом.

Первым умер отец. Это был рослый детина, здоровенный, как танк. Я была уверена, что он продержится дольше остальных. И вот, поди ж ты, в самом начале четвертых суток он в последний раз хрипло закашлялся и скончался на широкой кровати, которую делил с женой.

К этому времени у Хелен уже не осталось сил, чтобы переложить его. Я как-то умудрилась стянуть на пол его покрытое язвами тело, но вытащить его из комнаты Хелен мне не позволила.

– Дети не должны видеть его… таким, – слабо протестовала она.

Так что я дотащила его до ванной комнаты, а Хелен вынуждена была лежать в нескольких метрах от его остывающего, гниющего трупа. И, хотя ее собственная смерть уже была близка, она прожила достаточно долго, чтобы осознать весь ужас происходящего.

Следующим был сын. Перед тем, как он умер, я принесла его в родительскую спальню, чтобы Хелен могла обнять его.

Она последовала за ним через два часа.

Последней уходила Стейси, их маленькая дочурка. Она умирала в пижамке с единорогами, лежа под потолком с наклеенными звездочками, светящимися в темноте. В горячечном бреду она звала маму, плача, просила о помощи папу, когда вскрывающиеся нарывы причиняли ей невыносимые страдания.