Мор, ученик Смерти

недостаточно богаты, чтобы позволить себе подобную роскошь.

— Ну хорошо, — наконец произнес он. — Я пойду и попробую. Но что будет, если

меня никто не возьмет в подмастерья?

— Не знаю, — поскреб в затылке Лезек. — Я считаю, тебе просто надо подождать до

самого конца ярмарки. То есть до полуночи. Я так думаю.

* * *

Приближалась полночь.

Булыжники начали покрываться тонкой глазурью изморози, которая, когда на нее

наступали, издавала скрип. На главном украшении площади — высокой часовой башне —

произошло движение. На циферблате, с двух его сторон, с жужжанием распахнулись

дверцы, и пара искусно вырезанных из дерева автоматических человечков молоточками

отбили четверть часа.

Пятнадцать минут до полуночи. Мор вздрогнул и зябко поежился. Но стыд и

врожденная настырность полыхали в его душе таким раскаленным пламенем, что склоны

преисподней показались бы прохладной долиной по сравнению с горизонтами его души,

по которым плясали алые языки вышеупомянутых переживаний. Чтобы чем-то занять

себя, он принялся дуть на пальцы. Затем уставился на замерзающее небо, стараясь не

встречаться взглядом с теми немногими, что еще бродили по опустевшей площади.

Большинство людей, что торговали с прилавков, собрали товар и ушли.

Даже торговец пирогов с мясом перестал выкрикивать свое «с пылу с жару» и, позабыв

о личной безопасности, с аппетитом уплетал собственное изделие.

Последний из товарищей Мора по надеждам исчез несколько часов назад.

Это был сутулый юноша с бессмысленным взглядом. В довершение картины у него

беспрерывно текло из носа. Этими своими особенностями он привлек лицензированного

нищего-попрошайку Овцекряжья. Захлебываясь от восторга, тот заявил, что юноша

просто-таки чистое золото, идеальный материал для профессии. Парень, стоявший по

другую сторону от Мора, ушел еще раньше. Ему предстояло стать мастером по

изготовлению игрушек. Один за одним они расходились — каменщики, кузнецы, убийцы,

ткачи, медники, мошенники и пахари. Через несколько минут начнется новый год и новая

жизнь для доброй сотни ребят. Исполненные надежд, они сделают первый шаг в своей

карьере, перед ними распахнется широкая дорога достойной жизни и полезного служения

людям.

Чувствуя себя жалким и подавленным, Мор терялся в догадках, почему же не выбрали

его. Он из кожи вон лез, чтобы выглядеть респектабельным. Каждому из потенциальных

будущих хозяев он смотрел исключительно в глаза и подкупающим взглядом. Таким

образом он надеялся создать впечатление молодого человека, обладающего чрезвычайно,

просто редкостно положительными качествами и замечательным характером. Однако это,

кажется, не произвело желаемого эффекта.

— Хочешь горячего пирога с мясом? — спросил отец.

— Нет.

— Он их дешево продает.

— Нет. Спасибо.

— О-ох.

Лезек поколебался.

— Я могу узнать у этого продавца, может, ему нужен подмастерье, стараясь

поддержать сына, произнес он. — Очень надежное ремесло — поставщик провизии.

— Не думаю, что ему кто-то нужен.

— Ты прав, наверное, не нужен, — согласился Лезек. — Бизнес вроде как для одного

человека, я так думаю. К тому же он все равно уже ушел. Знаешь что, я оставлю тебе

кусочек.

— Я и вправду не проголодался, папа.

— Тут, небось, и хрящика ни одного нет, все чистое мясо.

— Нет. Но все равно спасибо.

— О-ох, — Лезек чуть-чуть сник. Он принялся пританцовывать, чтобы вбить в

замерзающие ноги немного жизни, затем просвистел несколько лишенных мелодии

тактов. Он испытывал чувство, что должен что-то сказать, даже изречь — что-то вроде

мудрой тирады или житейского совета. Напомнить, что в жизни есть темные и светлые

полосы, положить руку на плечо сына и пространно заговорить о проблемах взросления —

короче говоря, показать, что мир — это забавное местечко, в котором человеку,

метафорически выражаясь, не следует проявлять излишнюю гордость и отказываться от

предложенного ему горячего пирога с мясом.

На площади, кроме них, никого не осталось. Мороз, последний в этом году, все крепче

и крепче сжимал своей хваткой булыжники.

Высоко на башне спрятанное за циферблатом зубчатое колесо повернулось, издав

звонкое «клонк!», зацепило зубцом рычаг, освободило храповик и позволило упасть

тяжелому свинцовому грузу. С жутким металлическим хрипом дверцы на циферблате

раздвинулись, и глазам зрителей предстали скромные труженики часов. Дергающимися

движениями, словно страдая от острого приступа болезни под названием «артрит

роботов», они заколотили молоточками, звоном провозглашая новый день.

— Такие-то дела… — голосом, в котором забрезжила надежда на ночной сон, протянул

Лезек.

Им предстояло найти местечко для ночевки. Канун Дня Всех Пустых — не самое

подходящее время для прогулок по горам. Может, удастся заночевать в каком-нибудь

хлеву…

— Еще не полночь. Полночь наступает с последним ударом, — сдержанно произнес

Мор.

Лезек пожал плечами. Сила упорства Мора положила его на обе лопатки.

— Хорошо, — ответил он. — Тогда давай подождем.

И тут они услышали клацанье копыт. Звуки прокатывались по морозной площади, и

были они что-то громковаты, гораздо громче, чем предполагают естественные