Мораль, этика и политика

Теперь можно поставить вопрос о том, какая специфически этическая ценность соответствует этому политическому уровню организации общества и, собственно говоря, конституирует политику в качестве института. Можно ответить без всяких колебаний, что таковой ценностью является справедливость. "Справедливость,-как писал Роулс в начале своей книги "Теория справедливости",-есть главная добродетель социальных установлении, как истина есть главная добродетель систем мышления". Употребление слова "добродетель" в данном контексте подчеркивает принадлежность политических связей к сфере взаимодействий, находящихся в зависимости от этических суждений. В моей книге "Я-сам как другой" мне хотелось отметить эту общую принадлежность с помощью формулировки, расширяющей вплоть до уровня политики третичность меня самого и другого по отношению к "любому" как третьему лицу; согласно данной формулировке, этическая цель заключается в стремлении к благой жизни ("я") с "другим" и для "другого" (отношение лицом -к- лицу) в условиях справедливых общественных установлении ("третий", или "любой"). Возможно, станут возражать, что справедливость не является прерогативой политики в той мере, в какой она является "главной добродетелью социальных установлении", следовательно, всех установлении вообще. Это так. Но справедливость имеет отношение к другим установлениям лишь в той мере, в какой последние рассматриваются с точки зрения распределения ролей, задач, преимуществ или потерь, испытываемых членами общества при условии наличия желания жить вместе, которое превращает общество в единое целое, основанное на сотрудничестве. И общество, рассматриваемое под таким углом зрения, является политическим обществом. В этом смысле справедливость благодаря своему распределяющему характеру несет в себе элемент различения, сочленения, согласования, которого недостает понятию желания жить вместе. Без этой важной поправки можно прийти к искажению отношений с другим, о чем свидетельствуют национализм и другие попытки сведения политической связи к этнической связи. Именно этот аспект различения выдвигается на первый план вместе с концепцией распределения, которая в философии от Аристотеля и средневековья до Джона Роулса была тесно связана с концепцией справедливости. Сам термин "распределение" крайне важен: он выражает иную плоскость идеи разделения; одна плоскость-это участие в социальных установлениях, другая плоскость-это признание за каждым человеком права индивидуального участия в системе распределения. Идея справедливости как распределения имеет широкое применение. И это свидетельствует о том, что последнее понятие в экономическом плане не ограничивается лишь тем, что дополняет сферу производства. Общественные соглашения можно рассматривать как распределение частей. И все эти части относятся не только к рыночной сфере, но, например, связаны с властью и ответственностью. Как уже отмечал Аристотель в V книге "Никомаховой этики", политическое сообщество предполагает распределение "почестей, имущества и всего прочего, что может быть поделено между согражданами определенного государственного устройства" (V, 1130 в 30-33).

То, что в области социальных установлении требование справедливости усиливает стремление к благой жизни и одновременно ведет к перемещению из сферы этики в сферу нормативной морали, подтверждается наличием давней связи между справедливостью и равенством. С одной стороны, равенство является политическим осуществлением желания признания, путь которого мы проследили и в лингвистическом плане общения, и в практическом плане взаимодействия, и в повествовательном плане жизненных историй, и в этическом плане самоопределения; с другой стороны, требование справедливости взывает к правилу справедливости, а это последнее- к принципам справедливости. Такой переход возможно было предвосхитить еще раньше, когда мы говорили о "порядках признания", системный характер которых невозможно отрицать. Итак, принцип равенства, при котором "порядки признания" достигают высшей точки своего развития, ставит перед критическим разумом многочисленные проблемы. Известное со времен Аристотеля различие арифметического и пропорционального равенства подтверждает, что проблема справедливости вписывается в моральное измерение нормы.