Сделать Бога следствием чего-либо – значит полностью отрицать Его бытие. Он или Первый из Первых, или Его нет вовсе. Если мы спросим честного человека, почему он соблюл неприкосновенность доверенного ему вклада, несмотря на собственную очевидную нужду, он просто ответит нам, что таков был его долг.
А спроси мы его, почему таков был его долг, он ответит нам: потому что это благо, что это правильно и справедливо. Не может быть никакого другого ответа, да и вопроса такого не должно возникать. Никто не позволит налагать на себя обязательство, как-то не объяснив его для самого себя; но коль скоро мы признаем, что долг налагается справедливостью, разум удовлетворяется этим объяснением, ибо здесь мы имеем первопричину, то есть причину, за которой не стоит более никакой другой причины: справедливость есть принцип самодостаточный. Нравственные истины являются причинами для самих себя, а справедливость – первое существенное различие между благом и злом – есть первая нравственная истина.Справедливость не есть следствие;
нам не суждено подняться до осознания какого-либо принципа превыше нее. Нравственные истины силой налагают на человека обязательство, а отнюдь не проистекают от человека. Справедливость не становится субъективной, представая перед нами обязательной, как и истина не становится субъективной от того, что предстает необходимой. Сама природа истины и блага состоит в том, что нам необходимо искать разумное начало в необходимости и долге. Обязательство, или долг, основано на необходимых различиях между добром и злом; и само по себе оно служит основанием свободы. Если человек должен исполнить свой долг, у него должны быть способности это сделать, способность сопротивляться страстям, личной заинтересованности во имя следования закону. Он должен быть свободен, а значит, он действительно свободен, иначе природа человеческая находилась бы в противоречии с самой собой. Реальность существования долга неопровержимо доказывает реальность существования свободы воли.Наша воля свободна, пусть и временами недейственна. Власть сделать или не сделать
что-либо не следует путать с властью пожелать или не пожелать. Первая может быть ограничена; вторая обладает верховной властью. Внешнее воздействие может быть ограничено или предотвращено вообще – но не само стремление. Мы отлично осознаем эту верховную власть волевого устремления. Внутри себя, еще до какого-либо материального воплощения, мы ощущаем некую силу, которая в той или иной степени определяет себя сама. В то же время, осознавая, что я хочу того или этого, я понимаю, что с тем же успехом мог бы желать и диаметрально противоположного. Я знаю, что я хозяин своему решению: я могу настаивать на нем, могу отменить его, могу повторно его принять. С прекращением самого действия никоим образом не прекращается действие моей власти совершить или не совершить его. Сознание этой власти остается у меня, и оно все так же обладает верховной и нерушимой властью. Посему свобода воли является основным и неизменным свойством самой воли.