72. Но вот, когда добрые дела, которые мы совершаем, пасутся на трапезе веры и премудрости, враг наш уводит пашущих волов и пасущихся ослиц, и отроков умерщвляет мечем. Как иначе истолкуем мы пашущих волов, если не как наши самые значительные помышления? Когда они обрабатывают сердце учением и упражнением, то приносят впоследствии обильные плоды. Что представим мы под видом пасущихся ослиц, если не простые движения сердца? Когда мы удерживаем их при помощи поучения от заблуждения двуличия, то, как бы кормим их на пастбище свободы и чистоты. Но часто хитрый враг, когда замечает в сердце значительные помыслы, расстраивает их тем, что предлагает удовольствия похотения; и когда он видит простые движения сердца, то показывает ему тонкие и хитрые изобретения, чтобы, когда благодаря тонкости в суждениях он будет искать похвалы, была потеряна чистота простоты; и если он даже не в силах склонить сердце к злому делу, то, тем не менее, с помощью искушения наносит скрытый вред помышлениям благих людей; чтобы, когда кто-нибудь заметит, что враг смущает блага души, ему казалось, что тот может расхитить их как бы до основания. Пашущие волы могут быть приняты и как благодатные мысли, которыми мы пытаемся принести пользу другим, когда желаем проповедованием устранить жестокосердие брата. Через ослиц, которые без сомнения не сопротивляются с необузданным безумием тем, которые их нагружают, может изображаться добродетель терпения. И древний враг всегда, когда видит, что мы хотим словом принести пользу другим, погружает душу в оцепенение праздности; чтобы тот, кто пренебрегает своим, не смог позаботиться о других. Он уводит пашущих волов, когда разрушает помыслы души, отданные плодам пользы братьев, послав бездействие нерадения. И хотя сердца избранных бдят в глубине своих помыслов и, победив, преодолевают насылаемое искусителем, злой враг радуется, что он как будто похитил нечто, когда хотя бы на мгновение он одерживает верх в помышлениях благих людей.
73. Часто, когда враг видит готовую к терпению душу, он разузнает, что она любит больше всего, и там расставляет сети соблазна, ведь чем более кто-то любит какую-нибудь вещь, тем легче через нее повредить терпение. И хотя сердца верных всегда заботливо возвращаются к себе, и строго укоряют самих себя даже за малое движение уклонения; и, двигаясь, они учатся, каким образом они могут выстоять, а если испытывают поражение, то еще более укрепляются. Но древний враг, когда смущает помышления терпения даже на мгновение, радуется, словно отнял ослиц от полей сердца. В тех же делах, которые мы предполагаем совершить, не можем разумно взвесить: что чему соответствует. Но в большинстве случаев враг, когда внезапно к нам врывается потрясением искушения, вдруг побеждая бдительность сердца, словно поражает мечем стражей-отроков. Но все же один убегает, кто возвещает, что другие погибли, так как, когда душа претерпевает нападение врага, разумное видение всегда возвращается к ней, и душа, которая сама храбро исправила то, что с ней приключилось, оказывается как будто единственной спасшейся. Когда другие погибают, один бежит домой, то есть при смущении движений искушением внутренний взор возвращается к совести; и когда душа, занятая недавним нападением, считает, что она погибла, она исправляет это действием совести.
47
Стих 16.
74. Что изображается овцами, если не безупречность мыслей, что изображается овцами, если не чистота хороших сердец? Немного ранее мы уже сказали, что небо называется воздухом: от чего и птиц мы называем небесными. И мы знаем, что нечистые духи, который упал с эфирного неба, блуждают в этом пространстве между небом и землей: они тем более завидуют людям, сердцами возвышающимся к небесному, чем более видят себя отверженными от небесного через нечистоту своей гордости. Так как против наших чистых помышлений от воздушных сил устремляется огонь зависти, огонь с небес сходит на овец. Часто они разжигают чистые помышления нашего ума огнем страсти; и словно пожигают огнем овец, когда искушением разнузданности нарушают целомудренные движения души. Это и называется огнем Божиим, так как бывает не по воле, а по попущению Божию. И поскольку, внезапно напором они сокрушают подчас саму бдительность ума, то словно мечем убивают стражей-отроков. Но все же один убегает невредимый, пока все, что испытывает душа, терпеливо и тонко рассматривает различение, и оно одно и избежало смертельной опасности; так как даже при смущении мысли различение не поддается и не возвещает душе о поражении, но как господин призывает ее к плачу.
48