Морально нечестивый by Верóника Ланцет

Эмоциональная боль... Она не проходит. Поэтому я делаю единственное, что могу. Я перестаю чувствовать.

— Я попрошу кого-нибудь убрать это. — Он указывает на мертвые тела, прежде чем добавить. — Посмотрим, как ты справишься с должностью, которую я задумал. — Он поворачивается к выходу.

Я бодро киваю ему и следую за ним.

— Есть причина, по которой люди не связываются с нами. — Продолжает отец, ведя меня в ту часть подвала, где я до сих пор не был.

— Не то чтобы они не хотели, но не осмеливались. — Он ухмыляется, в его взгляде отражается гордость.

Он открывает дверь, и внутри я вижу человека, привязанного к стулу.

Комната намного меньше, чем все остальные, но я никогда раньше не видел столько орудий пыток в одном месте.

— В нашей семье есть традиция. Младших сыновей обучают служить своему дону, что я и делал с тобой до сих пор. Каждое испытание, которое я тебе устраивал, было для этого. — Он приглашает меня пройти в центр комнаты.

— Ты доказал, что превзошел все мои ожидания, — размышляет отец, и это первый раз, когда он не хмурится на меня. — Но теперь ты должен пройти свое самое большое испытание.

— Да, сэр, — подтверждаю я. Что может быть хуже того, через что я прошел до сих пор? Мне почти хочется смеяться от этой мысли.

Да, отец сделал кое-что хорошее, и это стирает то немногое человеческое, что у меня осталось.

— Видишь ли, — начинает он, осматривая орудия пыток, — всегда есть один выдающийся студент, который получает возможность сделать это. — Неожиданно отец чему-то радуется.

— Когда кто-то обижает семью, мы должны воздать ему по заслугам. Но наше возмездие немного другое.

Он берет длинный нож, проверяет его остроту, проводя им по указательному пальцу.

— Мы бьем туда, где больнее всего, и даем им понять, почему и кто это сделал.

Отец подходит к заключенному и кончиком ножа снимает с него кляп.

— Ромеро Сантос. Хочешь рассказать моему сыну о своем преступлении? У тебя есть шанс исповедаться в своих грехах. — Губы отца растягиваются в сатанической улыбке.

Я перевожу взгляд на заключенного и рассматриваю его: он глубоко дышит, пот струится по его лицу.

— Я не знал, клянусь. Я думал, ей восемнадцать. — В его голосе звучит мольба, а его глаза перескакивают с меня на отца, прежде чем остановиться на мне. Умоляющим тоном он обращается ко мне.

— Пожалуйста, пожалуйста! У меня есть семья.

— Вот именно! — вмешивается отец, хлопая мужчину по голове. — И твоя семья узнает, что ты сделал. Это должно показать людям, что бывает, когда ты связываешься с кем-то из нашей семьи.

— Что случилось? — наконец произнес я, адресуя вопрос отцу.

— Ничего, клянусь. Она сама этого хотела! — глаза выпучены, плечи опущены, мужчина изо всех сил пытается признаться в своей невиновности.

Раздраженный этой вспышкой, отец вставляет нож, острием внутрь, в рот Ромеро.

— Теперь он замолчал. — Он качает головой в отчаянии. —Этот человек, которому, кстати, двадцать восемь лет, соблазнил и оплодотворил дочь одного из наших солдат.

Я наклоняю голову, принимая информацию.

И что?

Я не озвучиваю этот вопрос, так как отец продолжает.

— Ей двенадцать лет.

Мое выражение лица сразу же меняется, глаза потухают.

— Изнасилование? — Я поворачиваюсь к отцу.

— Это имеет значение? — спрашивает он, пожимая плечами. Конечно, для отца это не имеет значения. Для него изнасилование - не такое уж страшное преступление. Я же не слышу, как его новая жена постоянно кричит в доме.

Нет, речь идет о гордости. Ромеро посмел прикоснуться к дочери семьи, и он должен за это заплатить. Забавно, но если бы отец сделал то же самое, а я знаю, что он делал это и раньше, то это осталось бы незамеченным.

Я еще раз пересматриваю свои черты лица, сосредоточившись на насильнике передо мной.

Двенадцать. Ей двенадцать. Это даже младше, чем мне было, когда... Я останавливаю эту мысль. Мне всегда становится плохо при мысли об этой встрече или любой из последующих.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашиваю я.

— Донеси сообщение. Персонализируй его. Сделай это наказанием и предупреждением одновременно.

Я киваю.

Отец смотрит на меня секунду, прежде чем повернуться, чтобы уйти.

— У тебя есть два часа.

Понятно. Это тоже испытание.

Как только я остаюсь с Ромеро, он бормочет, умоляя меня спасти его. Я даже не слушаю его крики о помощи, изучая имеющиеся в моем распоряжении инструменты.

Изнасилование.

Он насильник.

В уголках моих глаз появляется небольшая улыбка, впервые предвкушая это.

Я откладываю в сторону несколько инструментов. Повернувшись, я вынимаю нож из его рта. Я оглядываю его форму, в голове рождаются новые идеи.

Придать ему индивидуальность.

Возможно, у меня есть именно то, что нужно.

Я засовываю кляп обратно в рот, не желая слышать его крик.

Я с тренированной легкостью берусь за рукоятку ножа, занося его под углом. Держась за кончик его носа, я разрезаю кожу и хрящи. Не обращая внимания на дрожь его тела, я пилю материал, разрезая его как можно эффективнее.

Единственная оставшаяся кожа прикреплена к носовым костям. Она понадобится мне чуть позже.