Моральное воспитание

Безусловно, есть одно свойство, благодаря которому искусство (я объединяю в этом выражении изящные искусства и литературу) может с полным основанием выступать как инструмент морального воспитания. В самом деле, искусство носит главным образом идеалистический характер. Правда, это утверждение на первый взгляд может, кажется, вовлечь нас в бесконечную контроверзу между идеализмом, с одной стороны, и реализмом, или натурализмом, – с другой. Но это совсем не так. Ведь натуралисты также являются идеалистами своего рода. Прежде всего, природа никогда не может копироваться буквально; наряду с прекрасным, в ней есть и уродливое, и посредственное, и, следовательно, необходимо, чтобы воображение художника ее трансформировало. Кроме того, красоту природы, там, где она есть, создают впечатления, эмоции sui generis, которые она в нас пробуждает, и цель искусства как раз и состоит в том, чтобы выразить эти совершенно идеальные состояния, но не теми средствами, которыми располагает природа. Всякое произведение искусства поэтому есть выражение идеала, и единственное различие заключается в том, что для реалистов идеал непосредственно создается зрелищем реального, тогда как для других он в большей мере является результатом внутреннего процесса. Но это различия лишь в степени. Идеал же по определению есть нечто, что не может быть заключено в реальном, это нечто, что выходит за его пределы, превосходит его и, следовательно, превосходит нас самих. Таким образом, как бы мы его ни понимали, он представляется нам как наделенный своего рода превосходством по отношению к нам. Он выходит за пределы тех естественных сил, которыми мы располагаем. Невозможно поэтому дорожить идеалом, каким бы он ни был, не дорожа тем самым чем-то иным, нежели мы сами. Таким образом, любовь к искусству, склонность к наслаждению художественными произведениями не существуют без определенной способности выходить за собственные границы, отрываться от себя, т. е. без определенного бескорыстия. Действительно, когда мы находимся под воздействием сильного эстетического впечатления, мы полностью погружены в произведение, которое его у нас вызывает, мы не можем от него оторваться, мы забываем о себе. Мы теряем из виду то, что нас окружает, наши обычные заботы, наши непосредственные интересы; это то, что образует великую утешительную силу искусства. Искусство нас утешает, потому что оно отвлекает нас от самих себя. Это забвение самого себя у художника доходит даже до настоящих экстатических состояний. Будучи полностью захваченными идеей или чувством, которые они стремятся выразить, поэт, живописец, музыкант поглощены ими, погружаются в них; в конце концов они полностью идентифицируют себя с изображаемым ими персонажем, подобно Флоберу, который, изображая отравление, в конце концов реально почувствовал все его симптомы.

Таким образом, этот ментальный процесс у художника или просто человека, испытывающего эстетическое наслаждение, в отношении своего внутреннего механизма, во всех аспектах идентичен тому, из которого проистекают все великие акты самопожертвования и преданности. Человек, который полностью предан созерцаемой им красоте, жертвует собой ради нее, сливается с ней точно так же, как человек, жертвующий собой ради группы, сливающийся с этой группой, часть которой он составляет. Пробуждая вкус к прекрасному, мы поэтому открываем пути к духу бескорыстия и самопожертвования. Все то, что склоняет человека забывать о себе, смотреть за пределы себя и поверх себя, не принимать себя за центр мироздания; все, что привязывает его к какой-то цели, отчасти превосходящей его, – все это может лишь развивать у него привычки и стремления, полностью сходные с теми, что мы нашли в основе моральной жизни. В том и другом случае это одна и та же потребность и одни и те же способности, направленные на то, чтобы не оставаться сильно сконцентрированным на себе, а широко открываться наружу, дать внешней жизни проникать в себя и приобщаться к ней вплоть до полного самозабвения. В известном смысле эстетическая культура внушает воле установку, которой моральное воспитание может затем воспользоваться для достижения своих собственных целей и, следовательно, может показаться, что искусство – это мощное средство морализации.

Но у этой картины есть обратная сторона, благодаря которой эстетическая культура радикально отличается от культуры моральной.