Что не создало, но сделало явной эту ситуацию, которая в действительности давно в значительной мере была реальной, хотя и скрытой, – это великая педагогическая революция, переживаемая нашей страной в течение двух десятилетий. Мы решили давать нашим детям в школах моральное воспитание, которое было бы сугубо светским; под последним нужно понимать воспитание, запрещающее себе всякое заимствование из принципов, на которых базируются религии откровения; воспитание, опирающееся исключительно на идеи, чувства и практики, подверженные только суду разума; словом, воспитание чисто рационалистическое. Но столь важное новшество не могло возникнуть, не задевая предвзятых идей, не нарушая устоявшихся привычек, не требуя перестройки всей совокупности процессов нашего воспитания, а вслед за этим – не требуя постановки новых проблем, которые важно осознать. Я понимаю, что касаюсь здесь вопросов, обладающих грустной привилегией возбуждать противоречивые страсти. Но не приступать к активному обсуждению этих вопросов никак нельзя. Говорить о моральном воспитании, не уточняя, в каких условиях надо будет его осуществлять, значило бы заранее обречь себя на то, чтобы ограничиваться общими, туманными и ничего не значащими рассуждениями. Нам следует здесь изучать не то, чем должно быть моральное воспитание для человека вообще, а то, чем оно должно быть для людей нашего времени и нашей страны. Ведь именно в наших государственных школах получают образование большинство наших детей, именно эти школы являются и должны быть главным образом хранительницами нашего национального типа. Как бы то ни было, они являются своего рода регулирующим механизмом общего воспитания, и поэтому мы должны здесь заниматься именно ими, следовательно, моральным воспитанием, таким, каково оно в них есть и как оно в них должно пониматься и применяться. У меня есть к тому же уверенность в том, что когда мы привносим в рассмотрение этих вопросов некоторую толику научного духа, то легче трактовать их, не возбуждая никаких страстей, не оскорбляя ничьих чувств.