Моральное воспитание

Данное соображение приводит нас к рассмотрению одного возражения, которое могло у вас появиться. Мы уже говорили о том, что неуправляемые (irréguliers), недисциплинированные люди, являются неполными моральными личностями (des incomplets moraux). Тем не менее не могут ли и они играть полезную в моральном отношении роль в обществе? Разве Христос, так же как и Сократ, не был неуправляемым (irrégulier), и не обстояло ли дело таким же образом со всеми историческими личностями, с именами которых связаны великие моральные революции, через которые прошло человечество? Если бы они обладали слишком сильным чувством уважения к моральным правилам, которым следовали в их время, они бы не осуществили их реформирование. Для того чтобы осмелиться сбросить иго традиционной дисциплины, нужно не слишком сильно ощущать ее авторитет. Нет ничего более бесспорного. Но прежде всего из того, что в критических, анормальных обстоятельствах ощущение правил и дух дисциплины должны ослабевать, не следует, что это ослабление нормально. Более того, нужно избегать смешения двух очень разных чувств: потребность заменить старую регламентацию новой и неприятие всякой регламентации, боязнь всякой дисциплины. В определенных условиях первое из этих чувств носит естественный, здоровый и плодотворный характер; второе же всегда анормально, поскольку оно толкает нас к тому, чтобы жить вне фундаментальных условий жизни. Несомненно, у великих революционеров в области морального порядка в действительности легитимная потребность в нововведении часто вырождалась в анархическую тенденцию. Поскольку правила, бытовавшие в их время, болезненно ранили их, они, испытывая боль, обрушивались не на ту или иную конкретную и врéменную форму моральной дисциплины, а на сам принцип всякой дисциплины. Но именно это всегда обесценивало их деяния, именно из-за этого столько революций были бесплодными или же давали результаты, не соответствующие тем усилиям, которых они стоили. Вот почему необходимость правил нужно ощущать сильнее, чем когда-либо, как раз в тот момент, когда против них восстают. Именно в то время, когда их расшатывают, следует постоянно помнить, что без них обойтись невозможно, так как только при условии их наличия можно осуществить позитивную работу. Таким образом, исключение, казавшееся противоречащим сформулированному выше принципу, лишь подтверждает его.

Подводя итог, можно сказать, что теории, прославляющие благотворные последствия нерeгулируемой свободы, восхваляют болезненное состояние. Можно даже сказать, вопреки поверхностному взгляду, что эти два слова – «свобода» и «нерегулируемость» – плохо сочетаются друг с другом, так как свобода есть плод регулирования. Именно под воздействием моральных правил, через их практическое применение мы обретаем способность владеть собой и себя контролировать, что образует подлинную суть свободы. Это также те самые правила, которые, благодаря содержащимся в них авторитету, силе, защищают нас от безнравственных, аморальных сил, осаждающих нас со всех сторон. Поэтому правило и свобода совсем не исключают друг друга как два противоположных понятия: второе возможно только благодаря первому; а правило не должно больше просто приниматься со смиренной покорностью; оно заслуживает того, чтобы его любили. Это истина, которую важно напоминать сегодня, к ней как можно чаще необходимо привлекать общественное внимание. Ведь мы живем как раз в одну из таких революционных и критических эпох, когда обычно ослабевает авторитет традиционной дисциплины, а это может легко породить дух анархии. Вот откуда приходят эти устремления анархизма, которые, осознанно или нет, обнаруживаются сегодня не только в особой секте, носящей это имя, но и в самых разнообразных учениях; будучи противоположными в других вопросах, они сходятся в общем неприятии всего того, что относится к регламентации.