Моральное воспитание

Мы пришли, таким образом, к рациональному обоснованию полезности дисциплины, точно так же как это происходит в наиболее известных моральных системах. Необходимо лишь отметить, что наше представление о ее роли сильно отличается от того, которое предложили ее признанные апологеты. В самом деле, очень часто, для того чтобы доказать благотворный характер дисциплины, опирались на принцип, с которым я борюсь и на который ссылаются как раз те, кто видит в дисциплине лишь зло, достойное сожаления, хотя и необходимое. Вслед за Бентамом и утилитаристами выдвигают в качестве очевидного положение о том, что дисциплина состоит в насилии, совершаемом над природой; только вместо того, чтобы из этого делать вывод, что это насилие плохое, поскольку оно направлено против природы, считают, наоборот, что оно хорошее, так как полагают, что природа плохая. Природа, с данной точки зрения, это материя, плоть, источник зла и греха. Она поэтому дана человеку не для того, чтобы он ее развивал, но, напротив, чтобы он ее одолевал, чтобы он ее побеждал и заставлял ее молчать. Природа для него лишь отличная возможность для прекрасной борьбы, для доблестного усилия против самого себя. Дисциплина – это сам инструмент победы. Такова аскетическая концепция дисциплины, в том виде как она отстаивается в некоторых религиях. Я вам предложил совсем иное представление о ней. Если мы полагаем, что дисциплина полезна, необходима индивиду, то потому, что, на наш взгляд, она востребована самой природой. Она есть средство, благодаря которому природа обычно себя реализует, а не средство ее ограничения или разрушения. Как и все, что существует, человек – существо ограниченное; он есть часть целого: физически он – часть вселенной, морально – он часть общества. Он не может поэтому, не противореча своей природе, стремиться освободиться от границ, навязываемых любой его части. И фактически все, что есть в нем наиболее фундаментального, связано именно с этим свойством частичности. Ведь сказать, что он – личность, значит сказать, что он отличается от всего, что им не является; следовательно, отличие предполагает ограничение. Если, поэтому, с нашей точки зрения, дисциплина хороша, то не потому, что мы считаем ее неким вызовом природе, не потому, что мы видим в ней дьявольские происки, которые необходимо пресекать; но дело в том, что природа человека может быть самой собой, если только она дисциплинирована. Если мы считаем необходимым, чтобы естественные склонности удерживались в определенных границах, то не потому, что эти склонности кажутся нам плохими, не потому, что мы отрицаем за ними право быть удовлетворенными; наоборот, дело в том, что иначе они не могут получить свое истинное удовлетворение. Отсюда первое практическое следствие, состоящее в том, что всякий аскетизм сам по себе не есть благо.