Моральное животное

Дарвин очень нуждался в доверенных лицах, и поскольку приближался момент опубликования теории, то дополнительные помощники в лицах Ловелла, Грея, Хаксли и других могут рассматриваться не только как итог эволюционных, но и сознательных вычислений. "Не думаю, что я настолько храбр, чтобы быть одиозным без поддержки", — написал он через несколько дней после публикации «Происхождения». Кто бы мог им быть? Вам нужно было бы быть, скажем так, не совсем человеком, чтобы запустить массовую атаку на статус-кво без предварительного поиска социальной поддержки. И более того, вам нужно было бы быть фактически не гоминидом.

Вообразите, сколько раз со времён наших обезьяньих предков социальные вызовы зависели от успеха претендента в формировании крепкой коалиции. Вообразите, сколько раз претенденты страдали от поспешных действий или излишней открытости в своих махинациях. И представьте себе веские репродуктивные ставки. Удивительно ли, что мятежи всех видов, во всех культурах, начинаться с шепотка? Нужен ли шестилетнему школьнику инструктаж, чтобы интуитивно почувствовать здравомыслие осторожного выяснения мнений о местном хулигане перед тем, как бросить вызов? Когда Дарвин доверял свою теорию немногим избранным, всячески защищая свою торговую марку (Асе Грей: "Я знаю, что за это вы будете презирать меня"), то им, вероятно, двигало очень много эмоций.

Проблема Уоллеса

Самый важный кризис карьеры Дарвина начался в 1858 году. Пока он с трудом продвигался по своему эпическому манускрипту, вдруг обнаружилось, что он ждал слишком долго. Альфред Рассел Уоллес открыл теорию естественного отбора через 20 лет после того, как это сделал Дарвин, и был готов придать её гласности. Реакция Дарвина отчаянно преследовала его личный интерес, но делала это так мягко и была окутана в такие моральные страдания, что с тех пор обозреватели называли этот эпизод одним из примеров его сверхчеловеческой благопристойности.

Уоллес был молодым британским натуралистом, который, как и молодой Дарвин, совершил плавание по иноземным странам для изучения жизни. Дарвину было известно, что Уоллес какое-то время интересовался происхождением и распространением видов. Фактически, эти два человека переписывались на эту тему, и Дарвин отметил, что у него уже есть "отчётливая и осязаемая идея" по этому вопросу, и заявлял, что "решительно невозможно объяснить мои взгляды в объёме письма". Но Дарвин продолжил сопротивляться всякому искушению издать короткую статью, очерчивающую его теорию. "Мне весьма ненавистна идея приоритетного письма", — написал он Ловеллу, который убеждал его издать его взгляды в коротком сообщении. "Я, конечно, был бы раздражён, если кто-то издаст мои доктрины раньше меня".

Раздражение достигает пика 18 июня 1858 года, когда почта принесла письмо от Уоллеса. Дарвин открыл это и обнаружил точный эскиз теории эволюции Уоллеса, чьё сходство с его собственной теорией было ошеломляющим. "Даже его термины теперь стоят как названия моих глав", — отметил он.

Паника, которая, должно быть, охватила Дарвина в тот день — дань изобретательности естественного отбора. Биохимическая сущность паники, вероятно, восходит к тем дням, когда наши предки были рептилиями. Тем не менее, она была запущена не её исконным спусковым механизмом — угрозой жизни и здоровью — а, скорее, угрозой статусу, беспокойством, более характерным для наших предков — приматов. Более того, угроза не имела физического облика, с которым обычно имели дело наши родственники-приматы. Вместо этого угроза была абстрактной — слова, предложения — то есть символы, понимание которых зависело от мозговой ткани, появившейся лишь несколько миллионов лет назад. Вот так эволюция берёт древнее сырьё и непрерывно приспосабливает его к текущим потребностям.

Скорее всего, Дарвин не делал паузы, размышляя над природной красотой своей паники. Он послал статью Уоллеса Ловеллу, о мнении которого насчёт статьи Уоллес просил Дарвина похлопотать, и спросил совета. Конечно, «спросил» — сказано излишне сильно, я читаю между строк. Дарвин "лёг на курс" благочестивых действий и предоставил Ловеллу курс менее благочестивый. "Пожалуйста, возвратите мне MS; хотя он не высказывает пожеланий, чтобы я это издал, но я, конечно, буду сразу же писать и предлагать в любой журнал. Так что вся моя новизна, независимо от того, в чём она может заключаться, будет ниспровергнута, хотя моя книга, если она будет иметь какую-либо ценность, не пострадает, поскольку весь труд состоит в применении теории".