Моральные фреймы политических идеологий

В своих более сложных формах деятельностный подход в психологии не пытается редуцировать все богатство моральных отношений к классовым [см., например: Рубинштейн, 2012]. Однако в силу методологической специфики психологии деятельностный подход к изучению морали даже в самых сложных своих формах [см., например: Якобсон, 1984] реализуется в виде исследования психологических механизмов нормативной регуляции, структур морального сознания, морального развития и т. д. В рамках данного подхода были получены весьма важные результаты, но, учитывая методологическую специфику нашей работы, мы вынуждены согласиться с Б. Г. Капустиным: «…Из „устройства“ морального сознания невозможно вывести то, как оно функционирует в делах людей. Для понимания этого, видимо, нужна особая теория, а не прикладная проекция той же моральной философии, занимающейся „устройством“ морального сознания. Проекция способна обернуться лишь нравоучениями или „маниловщиной“, нас разочаровавшими…» [Капустин, 2004, с. 123–124]. В исследовании идеологий гораздо важнее понять, как связаны между собой моральное знание, моральный выбор и политическое действие на основе этого выбора, т. е. то, «как мораль участвует в формировании наших поступков, как она способна обязывать к действию» [Там же, с. 127], а не только то, как интернализуются этические нормы в процессе морального развития, и какие мотивы движут индивидом при принятии решений на основе усвоенных норм.

Поэтому в данной главе будут рассмотрены две версии деятельностного подхода, в которых осуществляется попытка создать «особую теорию, использующую знания, накопленные моральной философией, но не являющуюся простым „отростком“ последней» [Там же]. С одной стороны, это будет прагматическая концепция морали американского социального психолога Дж. Г. Мида, а с другой – концепция морального выбора в политике (политической морали) отечественного философа Б. Г. Капустина.

Прагматическая концепция морали Дж. Г. Мида

Деятельностный подход к этике в духе Дьюи и Мида развивает прагматическую концепцию морали, основу которой составляет анализ разрешения моральных проблемных ситуаций. В этом состоит отличие прагматически ориентированной этики от прескриптивной этики в духе кантовского формализма и вообще любой этики, опирающейся на Абсолют (в философском или религиозном смысле). С другой стороны, прагматическая этика (как и в целом деятельностный подход) отвергает чисто дескриптивную этику, этический позитивизм, который ограничивается описанием нравов и отказывается от (критического) обоснования универсалист-ских претензий этики.

Прагматический концепт морали выступает против двух крайностей: с одной стороны, утилитаристской этики в духе Бентама и Милля; с другой – кантовской формальной «этики убеждения». В утилитаризме решающим моментом действия выступает результат, и считается, что основой морали является наибольшее благо для наибольшего числа людей. Но эта основа оказывается совершенно внешней поведению отдельного человека, который в лучшем случае ритуально совершает морально значимые действия, но содержательно не связывает с ними своих эгоистических мотивов. Однако быть «альтруистом по соображениям пользы» – это скорее логический парадокс, чем моральная позиция. Кантовская этика тоже отрывает мотив от самого действия, хотя и на свой лад, сводя основу моральности не к результату (как утилитаристы), а к мотиву. Уже Шиллер критиковал кантовский категорический императив за недооценку моральных поступков, которые совершаются из склонности, а не из уважения к долгу. Здесь деятельностный подход в лице Дж. Г. Мида резонно указывает на то, что утилитаристская и формалистическая этика сходятся в гедонистическом концепте человека, который должен либо подавлять свои субъективные мотивы ради Долга, либо спокойно реализовывать их с уютно-утопической надеждой на достижение (когда-нибудь) «всеобщей пользы».

Разновидностью прагматического подхода к морали является интеракционистский концепт морали у Дж. Г. Мида. Американский философ связывал со своими известными понятиями «взаимодействия», «взаимного перенимания ролей», «Я-идентичности» и др. антропологические условия реализации любых моральных норм. По Миду, «именно способность человека ставить себя на места других людей дает ему образцы того, что он должен делать в той или иной ситуации» [Мид, 2009, с. 208]. В том числе и моральные образцы.