Моранжевая юность (СИ)

А сила воли хозяйки, вопреки здравому смыслу, открывала его Винбарру. И он ждал. Возможно, у него будет время проверить магию волшебной силы подчинения, но не сейчас. Она что-то говорила, даже улыбалась, не разжимая губ. А он уже знал, что её нежная грудь ляжет ему в ладонь прохладно и упруго, и что он сожмёт её так, что она наконец проснётся, покинет мир своих дурацких кривляний и закричит от близости с ним, потому что он хочет обладать ею до сломанных ногтей, до смятой в кулак кожи на бёдрах, потому что сейчас он — тенлан в гоне, и потому что сейчас он, не снимая липких от крови рукавиц, намотает на руку её кудри, согнёт как молодой тис, почти пополам, почти вдвое, бедро к бедру, линия в линию. И когда она с ужасом заглянет ему в лицо, он слижет дорожки от слез с её щёк.

Он снял рукавицы и бросил их на очистку. Понюхал пальцы. Снова померещился запах какао. Он представил, как она хватает их широкими губами и беззвучно просит, умоляет не останавливаться, и испарина проступает между лопаток и покрывает её тонкой сеткой предутренней росы. Его рука на её тонкой шее, она вяло мотает головой, не в силах освободиться, но никто её и не держит — она сама, извиваясь, льнёт к его руке.

Она сердится и стучит чашкой по столу, и капля какао попадает ему на губу. Уже неважно, есть ли в нём яд. Он трогает каплю языком и удивляется сочетанию запаха и вкуса — сладкого и душистой горечи. Он смотрит на её тонкие запястья и замечает побелевшие костяшки на её кулачках. Она будет упираться коленками в его живот. Она будет сопротивляться. Её запястья поместятся в одну его руку, пока другой он будет напоминать ей, методично и властно, для чего женщине дано тело. Потом, разумеется, её колени окажутся на его плечах. Она будет злиться и выгибаться, пытаясь коснуться его ягодицами. А он будет вспоминать ей её побелевшие пальцы, смешное высокомерие.

Она будет визжать от злобы и, возможно, прокусит ему губу, пока их языки будут выяснять пропорции друг друга…

Юноша глубоко вздохнул, взял рукавицу и сел над кучкой песка на корточки. Кусок старой кожи шваркал по рукавице, роняя багровые и коричневые слипшиеся комки песка. Будь девчонка renaigse из другого теста, он точно так же счищал бы с неё спесь вместе с обрывками одежды.

Шварк-шварк. Её тёмные ноги обвивают его бёдра. Шварк-шварк. Его пальцы тонут в её теле. Шварк-шварк. Их руки сцепляются, и, наконец, она сдаётся ему. Шварк-шварк. Он растворяется в ней, как белое молоко андрига тает в чёрном Молоке doneigadа³…

Когда он закончил, песок был белым, а рукавицы чистыми. Низ живота свело.

— Да чтоб тебя тенланы жрали, проклятая!.. — ругнулся юноша и заковылял в святилище.

========== Пять ==========

Когда запыхавшийся гонец ввалился в резиденцию Моранжей в Сан-Матеусе, старик Моранж не спал. Он стоял у окна в халате и колпаке, не выпуская из рук стакан воды, и тревожно вглядывался в ночь.

Пожилой мужчина словно оцепенел, машинально отдавая распоряжения и подписывая срочные бумаги. Вещи были упакованы очень быстро, и повозка полетела в Новую Серену.

— Моя девочка цела и невредима, с ней всё хорошо, — твердил старик, отгоняя страшные видения твёрдым намерением духа. Как он мог оставить дочь совсем одну так надолго!

***

Между тем Лорин сидела в ванне с розовым маслом и пила папенькин бренди. Вокруг суетилась служанка, то разминающая ей плечи, то подливающая горячую воду.

Хотелось выхода распиравших и запертых в приличия эмоций, выпустить свой страх больше не встретить дикаря и страх — или желание? — стать его жертвой. Впрочем, насладиться последними глотками свободы без папеньки тоже было неплохо. Лорин вращала в руках стакан бренди, который обжигал так же, как палец, пахнущий сырым мясом, на её губах. И она смывала с себя призрачные прикосновения, натирая кожу до ссадин, чтобы, не дай Просветлённый, внимательный папенька не заметил чужого присутствия.

Она просчитывала ходы наперёд, раскладывая степени ответственности за случившееся на папеньку, как на наместника Новой Серены, на навтов — ибо порт и его охрана лежали безоговорочно на них, — на командира их подразделения Монетной Стражи — потому что надо меньше пьянствовать, не заниматься внутренними делишками и строже стоять дежурство… Лорин недовольно закатила глаза, и, выдохнув, допила содержимое: уж она-то, леди Лорин де Моранж, навела бы порядок на этом заднем дворе, который, при надлежащем управлении, мог бы стать столицей торговли, свободных от ханжества нравов и закона — серого, как её глаза. Сколько золота от контрабандных знаний и товаров пополнило бы вечно пустую казну…

Когда служанка осторожно сообщила, что вода остыла и пора в постель, в неё полетел тяжёлый стакан из хикметского хрусталя и рассёк бровь. Она рухнула на натёртый пол, и сверкающие осколки покрыли её тело фальшивым созвездием. Лорин снова закатила глаза, нехотя вышла из ванной, некоторое время поразглядывала покрытые гусиной кожей плечи, потом переступила через лежащую без сознания Сару и ушла к себе.

***

— Лорин, девочка моя!