Мораторий на крови

Фальковский недовольно глянул исподлобья. Однако не ослушался, сел рядом с мужчиной, достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Его соседа, Сергея Карловича Гуреева, журналисты знали давно, с той поры, когда тот стал главным судмедэкспертом Тригорска. В прошлом фронтовик, рядовой санвзвода, после войны окончив мединститут, избрал редкую среди врачей профессию. Имя Сергея Гуреева, занимавшегося наиболее сложными делами — убийствами, изнасилованиями, смертью при неочевидных обстоятельствах — в Тригорске было на слуху. И, хотя вот уже лет пять, как он вышел на пенсию, поговаривали, даже начал писать мемуары, по старой памяти журналисты не раз обращались в чисто житейских ситуациях за консультациями к старому врачу. Однако на этот раз, не без колебаний, только после настойчивых просьб и как давний приятель Калистратова, Гуреев согласился участвовать в столь странной эксгумации.

Двумя часами ранее редактор отыскал эксперта на даче. Между ними состоялся откровенный разговор, и доктор был в немалой степени удивлен, что именно ему предложили опознать тело предполагаемого насильника-убийцы.

— А не обратиться ли тебе, Илья Борисович, в областное бюро судмедэкспертизы? Оформим все официально, давай я позвоню его начальнику Литвинову, он, кстати, мой ученик.

Вот тут Калистратов и растолковал врачу, что, поскольку предполагаемый Милославский захоронен тайно, под видом некоего туберкулезника, причина смерти его отнюдь не ясна. А вскрытие уже произведено, но нет официального заключения, и появится оно не скоро, — вот ему, как независимому судмедэксперту, и следует попытаться установить истину. Проще говоря, подтвердить факт и причину смерти того, кто захоронен в могиле 73-а, тогда и тайное станет явным. И установление правды больше всего интересует несчастного, не находящего себе места Фальковского, отца столь трагически погибшей Ани, доброго знакомого его же, Гуреева.

После того, как комья земли убрали с крышки, и Александр монтировкой вскрыл гроб, в могилу спустился Гуреев. Натянув на руки анатомические перчатки, бывший судмедэксперт склонился над телом покойного, откинул покрывавшую его простыню. Стоявший рядом редактор фонариком осветил лицо трупа.

Из деревянного короба в остывающее от дневного зноя ночное небо было устремлено в короткой желтоватой щетине худощавое лицо, с рыжеватой бородкой, блестевшими на бледном лбу капельками пота.

— Гляди, Сергей Карлович, покойник вспотел, — удивился Калистратов. — И ведь недаром в народе говорят, что у мертвых и щетина растет…

— Мало ли что, Илья, в народе говорят. Впрочем, есть действительно такой феномен, посмертная переживаемость тканей. — Судмедэксперт вытер лицо покойника краем простыни. — Отсюда и пот. Можно фотографировать, только не берите меня в кадр.

Ночную темень разрезали яркие вспышки. Александр, стоявший рядом, сверху заснял лицо трупа.

— Пойдем дальше, — Гуреев, закрыв блестевшие в темноте глаза, ощупал голову лежащего. — Давай-ка, Илья, перевернем его на левый бок. Сзади на затылке нечто прощупывается, надо бы взглянуть поближе. Ты берись за руки, я за ноги, и поворачиваем.

После того как тело повернули, голову осветили фонарем. Присевший на корточки Гуреев опустился на колени.

— Труп уже вскрывали, и совсем недавно. Имеем налицо две ушитые раны на затылке, обе рядом, в сантиметре друг от друга. Похожи на входные огнестрельные отверстия, а коль так, должны быть и выходные раны. Теперь светите сюда, прямо на мои пальцы.

Калистратов повернул фонарь, луч света упал на руку в синей перчатке.

— Может, раны заснимем, Сергей Карлович?

— Нелишне, фотографии в таких случаях обязательны. Странно, но выходных отверстий на голове нет. Стало быть, обе пули застряли в черепе, он у расстрелянного удивительно толстый. Что и говорить, профессионально стреляли. А теперь возьмусь-ка я за скальпель…

Еще с десяток минут ушло на исследование черепа. Не обнаружив там пуль, Гуреев высказал свое мнение:

— Пули изъяли при вскрытии. Череп у покойного оказался настолько толстым и прочным, что они застряли в кости, вот и входные отверстия заметны. Есть при такой патологии черепа даже специальный термин — болезнь Педжета.

Калистратов, ухватившись за протянутую руку сына, ловко выпрыгнул из могилы.

— Что и требовалось доказать! — удовлетворенно воскликнул он. — Хорош туберкулезничек, есть над чем поразмышлять. А теперь, Саша, помоги доктору.

Отбросив в сторону ненужные перчатки, судмедэксперт передал чемодан с инструментами Александру, протянул руку. И тут в темноте ночи раздался голос Фальковского:

— У Милославского на плече, кажется, правом, и на груди пониже соска есть татуировки. Парень, обнаженные девушки… Проверьте, Сергей Карлович, помню их по снимкам в газетах.

— Особые приметы? Это действительно крайне важно. — Гуреев приподнял простыню на груди. — Как же я проморгал, да здесь целая картинная галерея! Отлично, что вспомнил, Толя, татуировки тоже надо сфотографировать.