Воротившись домой, он совершенно пал духом. Дело-то решено теперь надолго вперед. Речка по-прежнему будет наносить ущерб. Коли на поле к нему забредет чужая скотина, ее можно прогнать, а речные воды не прогонишь, так и будут бесчинствовать на свободе да все портить.
Посидел он, поразмыслил об обманутых надеждах, а потом встал и пошел в людскую к Маленькому Бенгту.
— Не вышло ничего с речкою, Бенгт, — сообщил он.
— Н-да, вот досада так досада, — вздохнул старик. — Батюшка ваш, полковой-то писарь, твердил, что усадьба вдвое подымется в цене, коли с Эмтан как-нибудь совладать.
— Послушай-ка, Бенгт, — понизил голос поручик, — кошек на скотном дворе теперь не очень много. Пожалуй, лучше пусть все, какие есть, останутся у Бритты.
— Как прикажете, барин, — отвечал Маленький Бенгт.
Поручик еще больше понизил голос, словно опасаясь, что старые стены людской услышат его слова:
— Ты где их топил, Бенгт?
— В речке, где ж еще? Боялся я, что, коли топить в утином пруду, всплывут они и люди их увидят.
— В речке, значит, — сказал поручик. — Так я и думал. — Он надолго замолчал, а потом обронил: — Н-да, на свете и впрямь много странного.
— Что правда, то правда, барин, — закивал старик.
До конца своих дней поручик Лагерлёф, хочешь не хочешь, терпел, что речка распоряжалась на его прекрасных полях, как ей заблагорассудится. Год за годом смотрел, как она выходит из берегов и по всей долине вниз от Морбакки оборачивается вереницей мелких озерков.
И глядя на это, он каждый раз говорил о рыжих кошках, что сидели на столбах ворот, когда он поехал на то собрание. Может, они впрямь знали, что в то утро его ждет неудача? И вправду ли того, кто обижает кошек, непременно ждет расплата? Без устали размышлял об этом до последнего дня.
Новый скотный двор
Поручику Лагерлёфу хотелось сделать Морбакку не просто богатой и процветающей. Он стремился, чтобы усадьба стала красивой и привлекательной, с большим садом вокруг жилого дома.
А ведь по другую сторону двора, прямо напротив жилого дома, стоял старый уродливый скотный двор с провалившейся соломенной крышей, крохотными оконцами и серыми дощатыми стенами. Рядом росли столетние клены с желтыми от лишайника стволами и пышными кронами, они заслоняли нехитрую постройку, и усадьба выглядела не столь уж неказисто, однако поручик считал, что, если старый скотный двор не убрать, Морбакка никак не будет похожа на господское поместье.
Поселившись в Морбакке, он на первых порах был по горло занят земледельческими улучшениями и только после поездки в Стрёмстад и кончины старой г-жи Лагерлёф приступил к возведению нового скотного двора, ведь не построив нового, старый снести нельзя.
Чтобы из жилого дома новый скотный двор виднелся как можно меньше, поручик решил поставить его внизу, на ровном участке возле песчаного бугра, на вершине которого располагались все прочие морбаккские постройки. Усадебные женщины, услышав про этот замысел, запричитали. Даль-то какая — ходить туда обихаживать коров, а скотнице и помощнице ее каково будет по три раза на дню таскать молоко вверх по крутому склону в молочную! Но поручик и слышать ничего не желал. Он намеревался перенести вниз все хозяйственные постройки, в том числе и молочную, а когда все сосредоточится в одном месте, и работникам, и скотине выйдет огромное облегчение.
Скотный же двор, хоть и расположенный далековато, будет самый расчудесный во всей округе. До самой крыши сплошь из кирпича, в форме креста, и поместятся в нем, по меньшей мере, пять десятков коров. Еще бы крышу куполом — так прямо церковь, да и только.
Поручик потолковал о своих планах с тестем, а фабрикант Вальрот видел старый скотный двор и понимал, что его давно пора заменить. И, стало быть, предоставил поручику на строительство весьма значительную сумму. Тот начал подготовку. Несколько зим кряду ломал камень в осбергской каменоломне для фундамента. Год-другой летом возле утиного пруда в Морбакке стояла глиномялка, кирпичники месили глину и формовали кирпичи, которые затем сохли на солнце, пока не делались крепкими и прочными. Осенью же он посылал людей в лес рубить деревья — на поперечные балки и стропила.
В конце концов, пришло время размечать участок и рыть траншеи под фундамент. Великая минута настала для поручика, когда рабочие взялись за лопаты и начали снимать дерн.
Приступили к земляным работам на восточной стороне, ближе к усадебным постройкам. Все шло хорошо. Почва плотная, камни фундамента держались прочно.
Заложив фундамент по длинной восточной стороне и по западному торцу, перешли на западную сторону, ту, что смотрела на поля. Здесь-то и обнаружился большой просчет. Когда сняли верхний слой грунта, под ним оказалась рыхлая и мягкая голубая глина. Фундаментные камни попросту тонули в ней, исчезали без следа.