Морбакка

Поручик Лагерлёф смеялся редко, но выглядел очень веселым, стоя у двери. Дальше-то пройти не мог.

— Ну, как я погляжу, с вами все в порядке, — сказал он, когда все немного успокоились. — Коли так, поднимусь-ка я, пожалуй, на палубу, потолкую с капитаном.

Пожелав им доброй ночи, он ушел.

В каюте снова воцарились боязнь и морская болезнь, г-жа Лагерлёф снова тщетно пыталась успокоить Большую Кайсу, которая по-прежнему ждала, что они, того гляди, рухнут в бездну. Малышка же не иначе как уснула, потому что никаких других ночных событий не запомнила.

В ювелирном магазине

Теперь, пожалуй, худшие тяготы путешествия остались позади. Незачем было бояться, что бричка опрокинется на Карлстадском тракте или что на Венерне их сразит морская болезнь, ведь они уже благополучно добрались до Гётеборга. И, отбросив все заботы, погожим летним днем отправились смотреть город.

Когда они вышли на Эстра-Хамнгатан, поручик Лагерлёф шагал впереди — с тросточкой в руке, сдвинув шляпу на затылок, на носу очки. За ним шла г-жа Лагерлёф, держа за руку Юхана, следом мамзель Ловиса вела за руку Анну, а замыкала шествие Большая Кайса, которая несла Сельму. Несла на руках, поскольку считала, что в городе носить ее на закорках не годится.

Поручик Лагерлёф был в коричневом сюртуке и светлой соломенной шляпе. Г-жа Лагерлёф и мамзель Ловиса надели белые панамы с широкими колышущимися полями и настоящие кашемировые шали, сложенные треугольником и почти закрывавшие просторные юбки черного шелка да красивые бархатные корсажи с белыми вставками и пышными белыми манжетами. Юхан — в черной бархатной курточке и брючках, Анна — в накрахмаленном ситцевом платье в мелкий синий горошек, с кринолином, в шляпке и с зонтиком, а Сельма — тоже в крахмальном ситцевом платьице синими горошками, но не в шляпке, а в белом, домашнего пошива капоре, без зонтика и кринолина.

Внезапно поручик обернулся, посмотрел на вереницу женщин и детей. Кивнул и рассмеялся, явно радуясь, что они здесь, при нем.

— Раньше ни вы, ни я здесь не бывали, — сказал он, — так что давайте осмотримся хорошенько.

И они пошли дальше по улице, разглядывали дома, и каналы, и мостики, и экипажи, и гуляющий народ, и вывески, и уличные фонари, а больше всего, конечно, витрины лавок и магазинов.

Поручик Лагерлёф их не торопил, наоборот. Ему хотелось, чтобы они побольше увидели и получили как можно больше удовольствия.

— Здесь нас никто не знает, — сказал он. — Смотрите сколько заблагорассудится.

Мамзель Ловиса подошла к витрине модистки и, увидев там шляпу, отделанную белым лебяжьим пухом и бутонами светло-красных роз, остановилась, не выпуская Анниной руки. Пришлось остановиться перед шляпой лебяжьего пуха и поручику Лагерлёфу, и г-же Лагерлёф, и Юхану, и Большой Кайсе с Сельмой на руках. Мамзель Ловиса о других не думала, стояла как завороженная, а поручик с удовольствием смотрел на охваченную восторгом сестру. Но в конце концов все-таки потерял терпение.

— Надеюсь, ты не намерена копировать эту шляпу, Ловиса? — сказал он. — Она, видишь ли, аккурат под стать семнадцатилетней барышне.

— Но ведь и старому человеку приятно полюбоваться этакой красотой, — отвечала тетушка Ловиса, которая была уже не первой молодости, хотя по-прежнему хороша собой и нарядна.

Оставив позади шляпу лебяжьего пуха, они подошли к ювелирному магазину, и тут остановился сам поручик Лагерлёф. Некоторое время он разглядывал перстни, браслеты, серебряные ложки, кубки и все прочее, выставленное на обозрение, потом тихонько чертыхнулся от удовольствия.

— Зайдемте-ка сюда, — сказал он.

— Но, Густав, — сказала г-жа Лагерлёф, — мы же не станем сейчас покупать такие вещи.

Она положила руку ему на плечо, хотела задержать, однако он уже отворил большую стеклянную дверь и шагнул внутрь. Хочешь не хочешь, все последовали за ним: г-жа Лагерлёф с Юханом, мамзель Ловиса с Анной и Большая Кайса с Сельмой на руках.

Когда они вошли, поручик Лагерлёф уже стоял у прилавка и беседовал с молодым приказчиком.

— Нет-нет, покупать я ничего не буду, — сказал он, — просто в витрине выставлено такое множество красивых вещиц, что мне захотелось зайти внутрь и полюбоваться всем, что есть в магазине.

Молодой приказчик, с которым он разговаривал, выглядел слегка огорченным и не знал, что ответить. А г-жа Лагерлёф и мамзель Ловиса, каждая взявши поручика за плечо, пытались снова вывести его на улицу.

В эту минуту из дальней комнаты вышел сам ювелир. Наверно, услыхал, что в магазин зашли сразу несколько человек, и решил, что намечается крупная сделка. Он стал подле молодого приказчика, оперся ладонями на прилавок и приглашающим тоном произнес:

— Чего желаете, господа?

Поручик Лагерлёф еще раз объяснил, чего он хочет. Дескать, подумал, нельзя ли полюбоваться красивыми вещицами в магазине, просто полюбоваться, купить их он не может.

Ювелир слегка повернул голову, искоса взглянул на поручика.

— Вы, сударь, наверное, вермландец? — спросил он.

— Конечно, вермландец, разрази меня гром, — отвечал поручик Лагерлёф, — а то кто же!