Предприимчивому коммерсанту пришла в голову мысль в осажденном городе, под шквальным огнем, под ливнем бомб, под открытым небом, среди рушащихся стен, в дыму и пламени торговать фасолевым супом. В самом деле, каждый день ровно в двенадцать часов из-под земли появлялись голодные гости. Буквально из-под земли: из подвалов, убежищ выползали на свет божий живые скелеты и, громко глотая слюну, выпученными глазами следили за тем, как эта толстуха Сатмари погружает в котел свой черпак. Платили за пустой фасолевый суп чем угодно: деньгами — восемь, десять, двадцать пенге, отдавали книги, кольца, шали, готовы были даже снять ботинки. Временами подходили к котлу и солдаты, они вовсе не обращали внимания на испуганную, пятившуюся перед ними, подозрительную компанию. В «столовой» иногда отпускали также рагу с жареным луком, без всякого жира. Это блюдо получали только привилегированные лица — военные и важные персоны, носившие нарукавные повязки начальников ПВО. Рагу имело сладковатый привкус. Перед тем как начинали его готовить, где-нибудь на пересечении улиц Акацфа и Дохань исчезал труп убитой лошади.
Вот уже десять дней, как Тибор обнаружил эту «столовку». С тех пор они с Тамашем ежедневно совершали опасную прогулку, которую называли «образцовым по своей смелости, упорству и наглости выполнением боевой задачи по приобретению провианта».
— Если когда-нибудь у меня будет внук, я ему расскажу, как его дед героически изо дня в день пробирался на улицу Акацфа, — прошептал Тибор, когда они вышли на угол проспекта Ракоци. Перед гостиницей Денеша Биро лежали немецкие зенитчики и с тревогой смотрели в сторону Восточного вокзала. Там шла бомбежка. Два истребителя, гоняясь друг за другом, с грозным ревом пролетали на высоте каких-нибудь ста метров над проспектом Ракоци, расписывая пулеметными очередями стены домов; как раз в этот момент Тибор и Тамаш пробегали по мостовой. Из часовни Рокуша за ними следил какой-то старый солдат и испуганно крестился.
— Ну, отпустило, — пробормотал Тамаш. — Так заболел живот, что я и про фасолевый суп позабыл.
— Эх ты, герой. А еще помышляешь стать партизаном и пустить на воздух «Асторию».
— Тоже сравнил… одно дело бороться против них, а другое подохнуть от какого-то немецкого истребителя… Ложись!
Самолет снова появился над Рокушем. Тамаш Перц, падая, что-то задел рукой. Он улыбнулся: перед его глазами со звоном прокатился крошечный игрушечный колокольчик — елочное украшение.
— Тибор, через два дня рождество.
— Если доживем, — пробормотал Тибор и зажмурил глаза.
Прождав несколько минут, они вскочили и побежали в сторону гостиницы Кесей, а оттуда мигом добрались до улицы Акацфа.
На месте «кухни» громоздились лишь развалины. Ни столов, ни печки нигде не было видно. Мина обрушила фронтон дома, и от третьего этажа до самой земли зияла брешь. В одной квартире на втором этаже стояли обеденный стол и громоздкий буфет, рассеченные пополам с такой точностью, как будто их распилили под линейку. С обгоревшей балки свисала колесами вниз детская коляска. Ветер вращал колеса, но коляска не падала, а продолжала мерно раскачиваться в воздухе, будто в ней все еще убаюкивали ребенка.
— Вот суп и готов.
— Готов.
— Хочешь, расскажу тебе анекдот. Как-то раз пошел мужик к зубному врачу вырывать зуб. Врач начал неудачно и только в четыре приема вынул корень. У бедного мужика уже искры из глаз посыпались. Возвращается он домой и на первом же перекрестке — бац! — его сшибает автомашина. Понимаешь, вместо того чтобы сбить по дороге к врачу…
— Бр-р-р, — сердито проворчал Тамаш, — вот так анекдот! Стало быть, и нас убьют на обратном пути.
— Мне так кажется. Рано или поздно убьют.
— Тогда доставай свой револьвер…
— Ну, спешить с этим пока нет нужды. Итак, прощай фасолевый суп.
Дойдя до угла, Тибор еще раз обернулся. А вдруг он ошибся и разбомбили только соседний дом. Но тут же безнадежно махнул рукой.
— Пусто. Даже лошади убитой нет. А у меня живот подводит.
До самого вечера играли в «шнапсли».
Правда, недоставало бубнового туза, его заменили картонкой, и раздатчик должен был сдавать карты с закрытыми глазами. Наконец Тибор посоветовал лечь в постель, по крайней мере меньше ощущается голод.
Вечером неожиданно нагрянул Пишта Ач. Он принес мешочек сушеных овощей и с полтора килограмма печенки.
— Овощи получил, печенка тоже очень полезна.
— Одним словом, конская печень, — сказала тетушка Андраш.
— Все это ничего, это дело привычки.
— Знаю, сынок, лошадь самое чистое животное, но я насытилась обрезками конины, когда мой покойный муж ходил без работы. Вспомнить страшно, пятьсот граммов обрезков на ужин целой семье.
— Отнести назад? — угрюмо спросил Ач.
— Что ты, что ты!.. Ты принес ее как раз кстати, спасибо, родненький.
— А это вам прислала Кати.
— Кати?
Тетушка Андраш обняла, поцеловала своего будущего зятя. Она до того обрадовалась весточке от Кати, что даже не посмотрела на подарок. Между тем подарок был не пустяковый — целый стакан растительного масла.
— Ты был у нее?