Так в корабельный быт вошла бесконечная полярная зима, а потом горделивая Атлантика от щедрот своих швырнула циклон с теплым фронтом, как нищему пятак. Кольский залив заплескался, оживая в слезливом тумане. Первым же рейсом пресловутого «Сверхсрочника» на корабль возвратился из Мурманска капитан третьего ранга Выра, и не один, а с Виктором Клевцовым. Всё наличное офицерство было собрано в кают-компании, и командир корабля объявил:
— Хочу представить нового заместителя по политической части.
Чеголин обернулся к дверям, но не увидел там никого, а старший лейтенант Клевцов засмеялся, демонстративно усаживаясь на пустовавшее кресло Тирешкина.
— На должность не напрашивался, — сказал он. — Так бы и прозябал в безвестности, кабы не реклама некоторых болтунов.
Упомянутый «болтун» растерялся, тут же признавшись:
— Места не находил, когда тебе… когда вам… пообещали «всыпать по первое число».
— И всыпали. Не без того. А потом, как видишь, назначили, заметив, что ответственность — лучшее лекарство от «самодеятельности». И ещё было учтено, что я в курсе всех дел, а на раскачку нет времени.
— Как же тогда с академией? — обеспокоился Бестенюк.
— Всё предусмотрено — утвердили на заочный факультет. Так что не надейся, мех. Помнишь, ругал меня «бегемотом»? Рассчитаюсь сполна.
Все рассмеялись. Даже хмурый Выра и тот позволил себе улыбнуться. А для Чеголина новость была как гора с плеч.
В январе пришел приказ с новыми задачами боевой подготовки. Были запланированы стрельбы куда более сложные, чем в прошлом году. Чеголин с Яковом Кузьмичом составляли ремонтные ведомости на оружие, заявки на пополнение ЗИПов и на боезапас. Все документы требовалось обосновать. Лейтенант выписал командировку не только себе, но и главному старшине Рочину, надеясь на его помощь в затруднительный момент. Но Яков Кузьмич решительно возразил:
— На кого оставим Бе-Че? Лучше попросите отпустить Ивана Буланова. Пусть заодно проведает своих.
Нельзя сказать, чтобы Выра особенно обрадовался такому варианту, но возражать не стал. Чеголин с Иваном Аникеевичем отлично справились с делами, после чего главный боцман предложил поужинать вместе. Другими словами, Артёма приглашали в гости, и он не отказался, хотя это было очень уж неожиданно.
Хозяйка дома радушно накрывала на стол. Артём поглядывал на неё и внутренне ёжился, вспомнив, как посадил главного старшину на гауптвахту и за что посадил. Знает ли хозяйка, кого собирается угощать?
— Что было, то прошло, — негромко заметил Буланов. — Оглядываться ни к чему…
За ужином хозяйка рассказывала об истории, которая взволновала весь город. Суд слушал дело о раз воде. Обстоятельства банальные: пока муж находился в плавании, супруга закрутила хвостом, а четыре: летнего мальчугана приютили соседи. На суде отец умолял отдать парнишку ему, но ничего не добился.
— «А судьи кто»? — возмутился Артём.
Собеседница не знала классического монолога и потому объяснила, пригорюнившись:
— Всё больше женщины.
Ей тоже казалось, что с отцом парнишке было бы лучше, но разве мыслимо воспитывать его на военном корабле…
И тут Артём вспомнил, как однажды, дежурным офицером, встречал командира корабля. Выра шел по причалу шаткой походкой, а за ним, как на буксире, Егорка.
— Папа, мне больно ручку, — плакал он. — Папочка, я сейчас упаду…
Чеголин, как положено, скомандовал и приступил с докладом, но Выра, не дослушав, отодвинул его с дороги, как неодушевленный предмет.
От невероятного предположения у Артёма широко раскрылись глаза. Иван Аникеевич догадался, о чем думает лейтенант, и, сдержанно кивнув, подтвердил.
Глава 6. В ритме вальса
В кают-компании то оттопыривались, то прилипали к борту занавески у задраенных на броняшки иллюминаторов. В гнездах буфета позванивала посуда. Обеденный стол с поднятыми буртиками накрыли влажной скатертью, чтобы не елозили тарелки, налитые до половины. А суп плескался, ходил сглаженной жирной волной. Роман Мочалов только взглянул на суп, и его сразу же замутило.
Странно, за год службы на «амике» он не запомнил столь явных симптомов морской болезни. Бывало, в море голова, наливаясь болью, гудела корабельным колоколом-рындой. Но ожидание близкого боя подавляло всё. Нервы щекотало только лишь на коротких стоянках в безопасности, но кто же укачивается задним числом? Всё упиралось в нервы. Не случайно тот загребной с «амика», вымолив себе жизнь, через три дня стал трупом. Остальные выжили, несмотря на ранения. Им было приказано остаться в живых.
Роман Мочалов тоже выполнил все заветы капитан-лейтенанта Рудых. Он госпитализировал всех, кто нуждался, доложил о случившемся устно и письменно, представил Рочина к медали и, разыскав Выру, лично передал ему пакет в провощенной бумаге и рыжий реглан на меху. А потом он, неожиданно для всех, ухватился за скромную фельдшерскую должность на «Тороке», с остервенением отвергнув лестное предложение работать хирургом-ординатором. В медсанотделе напомнили, что работа на тральщике была временной. Мочалова посылали туда оморячиться, как выпускника гражданского института.