Читаем Море дышит велико полностью

Он явно не шутил и, в общем, объективно оценивал обстановку, но его жилет был смешон. Нынче не то чтобы выловить, даже не разглядеть людей, очутившихся за бортом. Невольно улыбнувшись, Выра сообразил, что мысли о «голом крючке» тоже померещились ему с испуга. Власти, да и чиновники портового надзора, скорее всего, полагали, что русским виднее, что взять с собой на борт. Если они моряки, сами должны соображать, а власти за них не отвечали. Гибель катера была бы использована недоброжелателями в своих интересах, но специально никто этого не подстраивал.

— Отплавали? — разозлился Выра и тут же рявкнул: — Боцмана ко мне!

Плотная фигура в зеленой альпаковой куртке с капюшоном и таких же теплых водонепроницаемых штанах тут же стала рядом. Петр Осотин возник как черт из коробочки.

— Как там внизу?

— Скрипит, — крикнул боцман, имея в виду, что обшивка катера заговорила немазаной телегой и натужный звук этот, напоминая о несовершенстве материала, казался особенно противным. — Еще сильно бьет. Из носового кубрика все сбежали.

— Как это? Почему раньше не доложили?

— Дневального не назначали, — напомнил Осотин, намекая, что тогда бы он заставил нести службу. А так не всё ли равно, где матросы отдыхают. Но людей не хватало, и Выра понадеялся, что подвахтенная смена так и так проследит за порядком.

— Осмотреть кубрик!

В самом деле, это надлежало сделать немедленно. Ведь сутками раньше катер лучше всходил на волну. Раз так, дело не в грузе. Но в чем? Приказать просто, но попробуй добраться до люка, расположенного на верхней палубе, сразу же за носовым зенитным автоматом системы «Бофорс». Попробуй-ка сунься, если вода, вставая торчком, разила под вздох. Осотин, обвязавшись прочным плетеным фалом, рванул вперед короткой пробежкой. Его накрыло раз и другой, а потом он вообще исчез из глаз. Скорее всего, Выра потребовал невыполнимого, и теперь он терзался, понимая, что привык к Петру Осотину, и еще потому, что в такую завирюху без опытного боцмана никак не обойтись.

А катер заметно грузнел. Его валило на борт до шестидесяти пяти градусов, может и больше. Стрелке-грузику кренометра не хватало шкалы. Обычно в конце каждого, размаха Выра ощущал эдакий рывочек. Словно утыкаясь во что-то, катер начинал выпрямляться, чтобы найти такую же опору на другом боку. Сейчас корпус валился свободно, рывочек ослаб вместе с уверенностью в том, что этот крен не станет последним. Чёрт побери, цел ли боцман? Кем же тогда его заменить?..

— Товарищ командир! — Осотин стоял рядом, отряхиваясь как утка. Он был невредим, если не считать синяков. — Первый кубрик затоплен по самый люк…

Дивизионный механик от такой вести отпрянул, и Выре пришлось рявкнуть, приводя его в чувство:

— Чего болтаешься здесь? Инженер ты или не инженер? Иди разбирайся…

Пробоины, к счастью, не обнаружили. Всё объяснялось куда проще. За двадцать минут до конца каждой вахты было приказано включать трюмно-пожарную систему на откачку. На наших кораблях для этого требовалось открыть забортный клапан, а при закрытом вода под давлением нагнеталась в пожарную магистраль. Трюмные машинисты поддались закоренелой привычке, совсем забыв, что заморская техника действовала в обратном порядке. Напором воды вырвало пожарный рожок в пустом кубрике, но этого никто не заметил. Трюмные аккуратно подавали в кубрик забортную воду, считая, что откачивают её.

Выре от такой информации стало тошно, особенно если учесть, что в кубрик было напихано 120 мешков крупчатки, 80 мешков сахарного песку, 20 мешков кофе. Его подмывало обрушиться на двух разгильдяев, которые загубили столько добра и едва не отправили весь катер на корм рыбам.

— Осушить! — приказал он, ничего не добавив для ясности.

Остальные слова пришлось отложить на потом, когда аварийные помпы справятся со своей задачей. Главное, в корпусе не оказалось дырки, а остальное — семечки. Помпы не могли перекачать океан, но освободить замкнутый отсек для них не проблема. Выра напряженно искал признаки уменьшения качки, но катер стал вести себя еще хуже. Это означало, что с понижением уровня воды в кубрике возникла свободная поверхность. Жидкость, свободно переливаясь с борта на борт, еще более понижала остойчивость катера.

— Скоро вы там? Доколе можно чикаться?

— Помпы не тянут, — сообщил дивизионный механик. — Скорее всего, забиты приемные патрубки…

Патрубки находились под палубным настилом кубрика, и очистить их можно было только вручную, ныряя в холодную воду.

— Добровольцы есть? Только скорее, — торопил Выра. — Сами видите, что делается.

Среди грохота бури и тяжких, сотрясающих душу ударов неослабно орал норд-ост. Голос его в снастях поднялся до визга. Необузданные валы, рождаясь из пучины, росли до неба. Они подбрасывали, валяли и крутили, добивая без пощады.

— Водки дадите? — спросил боцман, и на сердце у Выры слегка отлегло.

— Дам.

— И брусок масла…

— Хоть два.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне