Море дышит велико

Ночные бомбёжки, изматывая, стоили десятка прямых поединков. Раз-другой всё обошлось, а восьмого декабря, в двадцать один ноль-ноль, сторожевик вздрогнул от залихватского свиста, осел кормой и тут же вскинул её от крутого удара. Пробив насквозь куб­рик нижней команды, фугаска рванула под килем. Аварийная партия быстро завела рейковый шпигован­ный пластырь, но осколки прошили обшивку и второе дно. Хлестала густая вода с мазутом. Переборки взду­вались пузом, ломая расклиненные бревна подпор, слезились и лопались по клепаным швам. Продавило преграду на сто восьмом шпангоуте, затопив кормовой погреб с боезапасом. Еще полчаса шла борьба на но­вом рубеже, а помощи во время налета ждать не при­ходилось. Стальные листы опять поползли под напо­ром. Иззябших «духов», иначе говоря — кочегаров, выловили, как рыб, из люков левой машины. Все зна­ли — прорыв воды в следующий отсек поглощает за­пасы плавучести. Переборка у второго котельного от­деления стала последним рубежом. Но как ни подпи­рай её бревнами, она тоже оказалась хилой, не про­чнее других. И тогда поступил немыслимый приказ покинуть сторожевик.

Яков Рочин не ожидал такого исхода. Он не успел затолкать в жерло своей сотки пушечного сала, не за­щитил консервированной смазкой затвор и механизмы поворота. «Теперь заржавеет», — терзался он, глядя на конвульсивно вздрагивающий корпус. Потом враз обо­рвало швартовы, и корабль опрокинулся на борт.

В голове не укладывалось, что это конец, что можно потонуть вот так у причала, без единого выстрела. За семь лет сторожевик стал привычным, как род­ной дом.

От жирной шинели Рочина разило нефтью. Рабочее платье облипло и схватывалось панцирем на ветру. Но Яков не замечал ничего. Тупо смотря на чёрную воду, уже сомкнувшуюся над кораблем, он был вроде пого­рельца на пепелище...

И вот снова та же стальная «коробочка». Та же верхняя койка в первом кубрике и знакомый до любой заклепки железный угольник — кница, о которую на­бито столько шишек в прежние годы. Пока Яков путешествовал в спецкоманде и воевал на тральце, старый корабль подняли, отремонтировали, ввели в строй. И должность у Якова прежняя — командир носового орудия. Вот только сотка его уже никакая не заступ­ница. Она теперь вроде игрушки для пальбы в цель. И дни опять тягуче одинаковы, согласно распорядку дня и отрывному календарю.

Десятый год уходил за корму, а службе не было конца. И где-то пропала охота. Говорили, перво-напер­во надо передать опыт, что флот не может без кадров, но кто скажет, как дальше жить. Капитан-лейтенант Рудых, видно, не зря объяснял, что наша Земля и та не просто крутится вокруг Солнца, а летит вместе с ним, вертясь по спирали. И человеку скучно топтать свои же следы. По выходе из госпиталя, обрадовав­шись как дурак, Рочин сам напросился сюда. И чего нашел? Начальство сплошь новое. Кореш Иван Була­нов, хотя он с зенитных автоматов, тоже китель надел. А что Ванька знает про главный калибр? Лейтенант Чеголин туда же — командует. Рыжим вот при всех обозвал.

Тяжко было старшине первой статьи Якову Рочину, а выхода он не находил.

Глава 3

Сказки мне ни к чему

Минул срок возвращения Петра Осотина из коман­дировки, но на «Тороке» не было ни баббита, ни глав­ного боцмана, ни каких-либо известий о нем. Его подо­ждали еще три дня — льготное время, отпущенное на дорожные неурядицы. Дальше полагалось официально донести о случившемся для организации розыска безвестного дезертира. Капитан-лейтенант Выра не хотел такого поворота событий и потому с явным удов­летворением расписался на семафоре, принятом сиг­нальщиками за час до исхода всех сроков. В тот мо­мент он не задумывался о том, что могло приключить­ся с боцманом, который, как оказалось, угодил в гос­питаль. Главное, Осотин не пропал и, больше того, на­правил с оказией посылку с чушками белого ан­тифрикционного сплава.

Правда, доктор Роман Мочалов воспринял новость с чрезвычайным сомнением:

— Здоровенный дубина, — объявил он.

— Ежели конкретно рассуждать, выходит, несчастный случай, — предположил Макар Платоно­вич Тирешкин, с некоторым облегчением полагая, что его лично не призовут к ответу за плохое воспитание пострадавшего. — То есть, «ехал к Фоме, а заехал к куме».

— А металл отправил заранее? — спросил меха­ник. — Или потом?

— Да он сам кому хочешь нанесет телесные по­вреждения, — хмыкнул доктор.

— Точно, — кивнул Виктор Клевцов. — Рукопашному бою «обучал сам.

— Ты? — не поверил Чеголин.

— Полгода был в нашем разведотряде...

— Пусть лечится, — заключил Выра. — И на том спасибо, что не сорвал ремонт.