Море дышит велико

Следующий куплет был о том, как, вздрогнув всем корпусом, истребитель, то есть по-нынешнему «охот­ник за подводными лодками», налетел на мину. Рус­ский перевод излагал ситуацию так: «Вдруг неясный гул корпус содрогнул...» И это никак не соответствова­ло действительности. Какой там, к черту, «гул», да еще «неясный»? Яснее не бывает. Несколько центне­ров особой взрывчатки, вывернув море, рявкают корот­ко, глухо и беспощадно. Именно так подорвался грузо­пассажирский пароход в шестидесяти милях от ост­рова Белый. Это случилось в начале сентября на гла­зах у Максима в девятнадцать часов пятьдесят семь минут по вахтенному журналу. Три корабля охране­ния в один момент потеряли главную цель, ради кото­рой их направили сюда из Архангельска. Паро­ход не удалось уберечь. Ближайший из тральщиков рванулся для того, чтобы снять хотя бы пассажи­ров. Но вода вновь вздыбилась с тем же характер­ным звуком, проглотив боевой корабль вместе с командой.

Оставшийся тральщик нервно замигал сигнальным фонарем-ратьером. Флагман категорически запрещал Максиму приближаться к тонущему пароходу, полагая, что тот находится на минной банке. Далее флагман информировал о том, что, отдав якорь, сам возглавит спасение людей. Капитан-лейтенанту Рудых было при­казано направить в распоряжение флагмана шлюпку и катер, а самому курсировать в отдалении, обеспечи­вая охранение спасательной операции.

Семафор командира конвоя занесли дословно в журнал. Рудых расписался в знак того, что понял и принял к исполнению. Он не подозревал о том, что подлинность этого распоряжения скоро поставят под сомнение, что установить истину окажется нелегко, поскольку автора семафора уже не будет в живых, а Максиму, едва вступившему в командование новым кораблем, предъявят невероятно позорное обвинение в трусости.

Представитель военного трибунала сомневался по должности. Поступить иначе он не мог. Рудых объяс­нил, что командир корабля обязан подчиняться безоговорочно. Не было, у Максима оснований и прав не доверять покойному флагману. Кто знал, что враг впервые применил новое оружие? Тугой, задушливый удар не отличался по звуку от взрыва неподвижно лежащей на грунте мины с магнитно-акустическим взрыва­телем. Район считался тыловым. Здесь изредка появ­лялись только отдельные бомбардировщики. Поэтому гидроакустическая вахта на тральщиках неслась по­очередно. А на поверхности моря не было замечено ни перископа, ни бурлящего следа обычных парогазовых торпед, которые и рвутся совсем иначе: резко и звонко.

Однако балтийскими водолазами уже была подня­та вражеская подводная лодка «U-250», потопленная в Выборгском заливе, и там нашли странные торпеды, которые можно выпускать без точного прицеливания через перископ. Акустические приборы наводили тор­педу на цель, и она взрывалась без громоподобного кря­канья под воздействием магнитного поля корабля. Че­рез несколько месяцев были определены и слабые сто­роны трофейного оружия. Способы обнаружения, уклонения и борьбы с новой торпедой стали известны всем морякам.

Посылая Рудых свой последний семафор, коман­дир конвоя ничего об этом не знал. Он принял самое целесообразное решение на основании прежнего боево­го опыта. Спасательные катера и шлюпки непрерыв­ными рейсами снимали людей с тонущего парохода, но тот из тральщиков, который стоял на якоре, представлял собой легкую цель для удара из-под воды.

— Положим, вы исполняли приказ, пока не погиб флагманский тральщик, — допрашивали Максима. — А потом? Почему не попытались атаковать противника, почему сбежали из района боя, не подняв на борт спасательные средства, бросив оставшихся там людей?

— «Вот летят они, погасив огни, рассекая мрач­ную пучину...» — с отвращением к самому себе мычал капитан-лейтенант Рудых, вспоминая, что это и впрямь выглядело бегством.

К полуночи спасательные работы почти закончи­лись. На борт к Максиму тоже доставили сто семьдесят шесть продрогших испуганных пассажиров половина из них были женщины. Каюты, кубрики, лазарет, кают-компания и столовая команды — всё было переполнено. Тральщик не трамвай чтобы принять тройное число людей. Кое-как разместились, но использование оружия с палубы было исключено. Возвращаясь очередным рейсом с тонущего судна, старшина первой статьи Рочин закричал с катера, что он заметил нечто вроде рыбацкой лайбы под непонятны­ми багровыми парусами.

— «Под цветными парусами корабли уходят в мо­ре, корабли...» — легкомысленно комментировал кора­бельный доктор, вообще помешанный на поэзии.

Чтобы здесь, в районе пустынной Обской губы, кто-нибудь промышлял, да еще под парусом, годным лишь для красивых стихов?

— «На полярных морях и на южных, — не уни­мался доктор, — по изгибам зеленых зыбей, меж ба­зальтовых скал и жемчужных, шелестят паруса ко­раблей...»