Море, море

— Всякий затянувшийся брак держится на страхе, — сказал Перегрин. — Копни поглубже человеческую природу, и что найдешь на дне? Подленький, злобный, жестокий самоохранительный страх, от которого либо хватаешься за кнут, либо съеживаешься в комок. А в браке люди со временем просто застывают на позициях господства и подчинения. Иногда, конечно, они «притираются» друг к другу или «достигают гармонии», раз уж к источнику ужаса в своей жизни надо подходить рационально. Я так думаю, что счастливых браков на свете очень, очень мало, только люди скрывают свое недовольство и разочарование. Сколько счастливых пар мы с тобой знаем? Ну да, Сид и Розмэри, у них и дети хорошие, и они разговаривают друг с другом, трещат без умолку, только диву даешься, но что мы о них доподлинно знаем? И долго ли еще это продлится? А больше никого я и не припомню, хотя есть несколько примеров, где с виду все в порядке, но я-то знаю, что творится за кулисами! Черт возьми, Чарльз, умно ты поступил, что не женился. Ты сохранил свою свободу. Как и Уилфрид Даннинг. Не надел ошейника с цепью. Ой, как я ненавижу женщин. Но и на другое не тянет. Можешь не краснеть и не опускать глазки, на тебя я никогда не метил. Мне известно, до чего ты доигрался с Фрицци Айтелем! Нет… а вот старику Уилфриду я бы не отказал. Как обстояло у Уилфрида по части секса? Этого никто не знал. Может, и вовсе никак, тогда он тем более был молодец. До сих пор скучаю по Уилфриду. Милый был человек. И великодушный. Он в каждом умел найти хорошее. Он меня вдохновлял, ей-богу. Напиться со стариком Уилфридом — это было все равно что… о черт, да с чем это сравнишь. Ты знал, что Лиззи Шерер живет с Гилбертом Опианом? По-моему, они это здорово придумали.

— Я тоже скучаю по Уилфриду. Да, про Лиззи я слышал. — Одной из второстепенных целей, которые я имел в виду, когда шел к Перегрину, было выяснить, правда ли обо мне и Лиззи ходят сплетни, и если да, то как-то их пресечь. До Перри, видимо, ничего не дошло. — Значит, вы с Памелой…

— Тут все, собственно, кончено. То есть она еще живет здесь, но мы не общаемся. Это ад, сущий ад, Чарльз, ты себе и не представляешь. Быть связанным с человеком, когда все источники общения загрязнены и отравлены. Что ни скажешь — все не то, все гнусно. Да уж, выбирать я не научился. Сначала эта сука Розина, потом дьяволица Пам. Ты Розину давно не видел?

— Давно.

— Я тоже, но стоит мне включить телевизор — и она тут как тут, прямо проклятие какое-то. Наверно, я ее когда-то любил. Или просто чувствовал себя с ней как Марк Антоний. Penche sur elle l'ardent Imperator…[19] В глазах Розины я видел только свое отражение. А потом увидел суд, где нас разводили. С Розиной что плохо? Ей подавай всех мужчин подряд. Ей все нужны — Юлий Цезарь, Иисус Христос, Леонардо, Моцарт, Виламович, мистер Гладстон, Д. Г. Лоренс, Джимми Картер… Может, ты и от Памелы согласишься меня освободить? Нет? О Господи, даже передать тебе не могу, на что это похоже, одно слово — поножовщина, и ведь до сих пор продолжается, ни у нее, ни у меня просто нет сил заняться разводом. Эти дела о разводе тоже не сахар, приходится думать, принимать решения, лгать. У нее, кажется, кто-то есть, я не знаю и знать не хочу. Она часто уезжает, но, к сожалению, всякий раз возвращается. Наверно, ей так удобнее. И нет конца этой разрушительной злобности, этому упорному разрыванию всех ниточек нежности, радости, всех милых пустяков, из которых строятся человеческие отношения. Я иногда еще пробую с ней пообщаться, но она в ответ только и старается, как бы уязвить побольнее. От этих бесконечных уколов душа мертвеет, ну и, естественно, сам становишься дьяволом, начинаешь изощряться в мерзости. Я это наблюдал у других — тот из супругов, который, пусть даже беспричинно, считает себя виноватым, обречен стать жертвой и уже не может удержать своих моральных позиций. Это ведет к взаимному запугиванию. И Боже ты мой, когда мы еще спали вместе — лежишь, бывало, ночью без сна и только тем и утешаешься, что воображаешь во всех подробностях, как сейчас спустишься в кухню, найдешь топор и трахнешь ее по голове, так что на подушке только кровавый пудинг останется! Эх, Чарльз, что ты знаешь о семейных радостях. Подлей себе виски.

— Спасибо. Ну, а как малышка… как ее? Да, Анджела. — Это была дочка Памелы от ее прежнего брака с Рыжиком