Музыка играла неважная, что-то из рейва конца девяностых, когда ди-джей еще не появился на свет, но народ был веселый. Оскар говорил и говорил, я кивала не слыша. Его зубы в улыбке отсвечивали голубым. Я плясала, как только что искупавшаяся молодая Сезария Эвора со старых видео Невы. Оскар начал меня целовать, и я уже не чувствовала привкуса алкоголя. Он танцевал, качая бедрами и закатывая глаза с одинаково чрезмерной амплитудой. Мне стало бы стыдно за него, если б не завистливые взгляды девчонок вокруг. Рита сидела у стойки. Толпа держала нас с Оскаром на одном месте напротив нее, и она глазела на блондинчика не отрываясь. Когда в музыке возникла пауза, Оскар взял меня за руку, куда-то поволок. Голова кружилась. Звуки вокруг были похожи на те, что издает зажеванная кассетная пленка в древнем магнитофоне. Однажды я нашла такой у Невы и развлекалась, пока пленка не лопнула. Нева обожала всякое старье.
Оскар тащил и тащил меня куда-то, вокруг стало темно и до странного тихо. Там, в этой теплой, пахнущей морем темноте, его руки оказались на моем животе. Оскар шумно дышал, навалившись на меня, прижав всем телом к скрипучим балкам. Язык его был толстым и неповоротливым, я начала мягко уворачиваться. От поцелуев Оскара кожа стала липкой, мне захотелось сейчас же оттолкнуть его и прыгнуть в прохладные волны, смыть с себя его следы. Он слегка отстранился и сказал:
– Ты чудо, крошка.
– Сделаешь кое-что для меня? – спросила я, пока он был так податлив.
– Все что угодно!
– Рита, – сказала я.
Он попытался сфокусировать взгляд на моем лице.
– Нет, ты серьезно? Хочешь, чтобы я с ней…
– Ага.
– Опять, – он отпустил меня. – Не понимаю. Ты что, хочешь от меня избавиться?
Теперь он смотрел обиженно. Я погладила его по щеке и сказала:
– Это просто игра. Неужели ты не понимаешь? Ее дом! Целое лето видеть море в окно. Без мам и пап, без квартирных хозяек, без придирок и нравоучений. Я точно знаю, что ее мать сейчас за тридевять земель и до сентября Рита одна. Одна в целом доме! И я хочу остаться там. Ты – мой счастливый билетик на секретный спот, Оскарчик!
Я обняла его, прижалась к груди. Он сказал:
– Ты номер один, Ламбада. Но чо-окнутая.
Я снова рассмеялась. Оскар стал целовать меня, нетерпеливо, с требовательностью, которая вызывает ответную страсть, если ты влюблена, а если не влюблена – одну скуку. На танцпол мы вернулись, пошатываясь. Кто-то нас толкал, мы кого-то толкали. Музыка взрывалась в голове, грозя скоро превратиться в невыносимую боль. Во рту стало сухо. Оскар снова полез целоваться, на меня наползало отвращение. Хорошо знаю это состояние. Я поискала глазами Риту. Она так и сидела у стойки, сгорбившись, и улыбалась с усилием.
– Рита, пошли танцевать, – сказала я.
– Отстань, мажорка! – ответила Рита и потянулась к бармену. – Спасите меня от нее! Я не знаю, откуда она свалилась на мою голову.
– Делайте что хотите, – сказала я бармену, – но больше ей не наливайте.
– Да и вам хватит, Ламбада, – сказал бармен. – У вас шорты расстегнуты.
– Рита, пошли танцевать, – запоздалым эхом откликнулся Оскар, и она медленно сползла с табурета, как змея на звук волшебной дудочки.
Остаток ночи мы танцевали, правда, без особого воодушевления. Рита плохо владела своим телом, будто слишком быстро выросла и еще не научилась управлять конечностями, такими длинными и оттого чужими. Весь ее танец был попеременным выбрасыванием этих чужих, нерасторопных рук и ног. Она смотрела в пол и сама стыдилась своих движений. Когда музыка закончилась, мы вернулись к стойке. Я лежала на плече Оскара, он гладил меня по волосам, по плечам и что-то бубнил в ухо. Кажется, рассказывал, что учится на программиста.
– Отлично, будешь программировать микроволновки, – отвечала я.
Он бубнил и бубнил, что в Питере мы можем снять комнату и жить вместе, он может подрабатывать вечерами. Это будет славно. Всегда вместе. Я не сразу сообразила, что речь идет обо мне, о нас с ним. Уткнулась в его плечо и смеялась так, что на его майке осталось мокрое пятно. Рита прислушивалась к разговору, но не могла ничего расслышать. На ее шее темнели свежие царапины. Чем больше она чесалась, тем, кажется, сильнее становился зуд.
– После смены я могу подвезти вас домой, – сказал бармен.
– Отлично. Только сначала найдем мои сандалики, – попросила я.
Сандалии обнаружились в углу террасы, рядом сиротливо валялась Ритина босоножка. Она размахнулась и запустила ее в море. Не помню, как мы прошли мимо охранника. Должно быть, под утро всем плевать, спала ли девочка с плюшевым зайкой или тискалась с парнем, который мечтает стать программистом. Мы погрузились в серый «Авео» бармена. Оскар сел между мной и Ритой, положил обе руки нам на коленки. Через несколько минут поездки она попросила остановить машину и выскочила в придорожную траву. Прислушиваясь к звукам, издаваемым ею, Оскар скривился.