Море штормит

Вот уже неделя как в комнате Орлова по вечерам свет не гаснет дольше обычного, а соседка по квартире — розовощекая и звонкоголосая заводская телефонистка Таня Юрасова каждый день слышит теперь один и тот же вопрос:

— Мне письмеца не приносили?

И сейчас, придя с работы, он непременно бы побеспокоил ее, но она уже ушла. Очевидно, в ночную смену.

Орлов вошел в комнату. Пошарив рукой по стене, зажег свет. Повернулся к вешалке и вдруг увидел на полу подсунутый под дверь голубой конверт. Письмо! Наконец-то… Сразу же защемило в груди, будто кто-то провел там шершавой, загрубевшей ладонью.

Брошен на стол футляр от очков. Кое-как протерев запотевшие стекла, от волнения чуть ли не по складам читает Орлов расплывшиеся вдруг перед глазами короткие строчки обратного адреса: «УССР, г. Амвросиевка, Цемзавод, молодежное общежитие, Кочкину А.»

…Саша Кочкин был любимцем отряда. Сероглазый двенадцатилетний мальчишка, стойко переносивший наравне со взрослыми все тяготы беспокойной лесной жизни, покорил даже самых угрюмых партизан. Да и какое сердце могло остаться холодным, когда все в отряде знали, что нет у парнишки ни отца, ни матери. Их расстреляли ворвавшиеся в село немецкие мотоциклисты. Избитый, весь в крови, Сашка убежал в лес, где с малолетства знал каждую тропку. На рассвете, когда по мшистым полянам стелился густой и тяжелый туман, его нашли партизаны. Сашку на руках принес в отряд разведчик с плечами молотобойца. Это был Дмитрий Орлов — рабочий с Урала, сержант пехоты, попавший в окружение и бежавший из фашистского плена, чтобы стать народным мстителем в белорусских лесах.

Сашку, не сговариваясь, все называли сынком. «Сынок», — говорил ему и Орлов, а сам вспоминал небольшой украинский городок, куда он в памятном июне вместе с семьею приехал в отпуск и где после первых же разрывов бомб стал добровольцем. Тот самый тихий городок, в котором маленький слепой кусочек металла оборвал жизнь его неугомонной золотоволосой дочурки. Может быть, поэтому в голосе Орлова Сашка и уловил ту необыкновенную, неподдельную задушевность, которая всегда сближает людей, делает их друзьями.

Они стали неразлучными — повидавший виды лучший разведчик отряда и искроглазый мальчишка, совсем уже не по-детски смотревший на войну.

— Сынок-то тебе вроде как орленок! — шутили партизаны.

Орлов в такие минуты незаметно подмигивал Сашке, а тот от смущения еще ниже опускал русую голову, чтобы никто не видел, каким радостным светом вспыхивали его глаза. Он хорошо помнил слова своего старшего друга, сказанные однажды после удачного поиска.

Они вместе вышли тогда из землянки. От сильного ветра раскачивались верхушки корабельных сосен. Орлов обнял Сашку, оглянулся по сторонам, словно боясь, что их кто-то услышит, кому об этом разговоре знать не положено, и тихо сказал:

— Кончим, Сашок, войну — махнем на Урал. У нас не хуже здешнего. Не край, а легенда… — Он мечтательно закрыл глаза, а потом привлек мальчишку к себе и потеплевшим, но отчего-то виноватым голосом спросил: — А сыном мне будешь?

Сашка, сжав губы, мгновение молчал. Потом едва заметно кивнул головой и порывисто уткнулся ему в грудь. Орлов подхватил чуть было не упавшую Сашкину ушанку и поцеловал его в растрепанные ветром волосы.

Но быть для парнишки отцом Орлову довелось недолго. В сорок четвертом после тяжелого ранения его отправили на Большую землю. Вернуться в Полесье уже не пришлось. Наступал вместе с частями Второго Украинского фронта. Только через год узнал он о судьбе своего орленка. В одной из ночных схваток с карателями Сашка пропал без вести. А потом крестьяне рассказали партизанам, что немцы перед самым своим бегством зверски замучили на окраине села какого-то мальчишку, имени которого в этих местах никто не знал…

Немало воды утекло с тех пор. Многое в памяти стерлось или поблекло. Но вышло так, что притаившаяся боль неожиданно снова напомнила о себе. Случилось это совсем недавно.

Вечером после работы Орлов, как всегда, со свежим номером «Известий» пристроился у приемника. Старательно посвистывал на плитке чайник. На средних волнах грустили о чем-то волжские трехрядки. Слышно было, как под окном ребята-монтажники со стуком «забивают козла». И вдруг все это куда-то провалилось, будто унеслось, подхваченное внезапным порывом ветра. Кровь горячей, гудящей волной прилила к вискам. И Орлов, не веря глазам, охрипшим голосом прочитал:

— «Простым рабочим поступил на завод и воспитанник детдома Александр Кочкин. Здесь он приобрел специальность, стал машинистом вращающихся печей…» Это была заметка о донецких цементниках.

Александр Кочкин! Сашка… Орлов сломал несколько спичек, прежде чем ему удалось задымить трубкой. Забыв обо всем на свете, в смятении спрашивал он себя: что это — совпадение или счастливый случай, радость или напрасно вспыхнувшая надежда? Что же это наконец?!