Море штормит

На другой день Николай Максимович уехал не вечером, как собирался, а в полдень. Он утром что-то вспомнил, прищелкивая языком, торопливо стал укладывать в чемодан разбросанные по комнате вещи. Вскоре Александра Григорьевна с сыном и Наташей поехали на вокзал.

Прощание было невеселым: ведь снова предстояла многолетняя разлука, да и вообще трудно было загадывать о новой встрече. Наташа заметила, что глаза у Александры Григорьевны красные, потускневшие. Совсем как у папы, когда он приходит домой после ночного дежурства. Николай Максимович непринужденно шутил, растягивая слова, рассказывал что-то о новом реактивном самолете, на котором он решил лететь из Москвы.

Александра Григорьевна зябко куталась в шаль и невпопад кивала головой. Звякнул колокол. Николай Максимович зачем-то глянул на часы и глухим басом спросил:

— Так вот, ты на меня не в обиде?

— Что ты, Коля… С чего бы мне?.. — Александра Григорьевна попробовала улыбнуться. Наташа почувствовала, что это стоило ей большого усилия.

Гудок прозвучал пронзительно, резко. Николай Максимович несколько раз взмахнул с подножки шляпой. А потом все с грохотом унеслось куда-то вдаль, скрылось за привокзальными домишками и осенними липами.

Домой в заранее нанятом Николаем Максимовичем такси Александра Григорьевна и Наташа ехали молча. Тревожный осенний ветер забрасывал машину сухими желтыми листьями. Александра Григорьевна сидела согнувшись, у нее странно подергивалась одна бровь.

Наташа хотела сказать в эту минуту что-нибудь ласковое, утешительное. Она смутно догадывалась: на душе у Александры Григорьевны не только горечь разлуки. Но, как это всегда бывает, подходящих слов не нашлось. И Наташа, вспомнив о подарке, робко спросила, чтобы начать разговор:

— Александра Николаевна, а почему ваш Коля привез большие часы? Вы же мне всегда говорили, что он обещал подарить вам маленькие, на руку… Ой, дядя, остановите!

Шофер затормозил. Александра Григорьевна с трудом поднялась. На глазах у нее застыли росинки слез.

— Пойдем, Наташенька, лучше пешком.

Холодный ветер теперь уже в лицо швырял им облетевшие листья. Какими-то невероятно сиротливыми показались Наташе еще недавно так восхищавшие ее тополя. Только сейчас она заметила, что меж оголенных ветвей уныло чернеют растрепанные ветром, покинутые грачами гнезда.

За всю дорогу Александра Григорьевна не проронила ни слова. И Наташа, несмотря на свои неполные двенадцать лет, поняла, что пока лучше не спрашивать ни о чем.

Когда они подошли к дверям квартиры, слышно было, как вызванивают время часы и беспечно кукует кукушка.

ОГНИ НЕ ГАСНУТ

Где-то вдали за поселком, в самой гуще леса, замер, словно затерялся меж высоких елей, густой, рокочущий гудок, только что проплывший над корпусами завода. Кончилась первая смена. В механическом цехе рабочие столпились у свежей «молнии». На слегка покоробленном листе ватмана чьей-то размашистой рукой крупными буквами написана фамилия строгальщика Орлова.

Ученик токаря, худощавый и рыжеволосый Петька Пронин, протолкавшись вперед, тут же выпалил скороговоркой:

— Везет людям! Как по заказу: что ни день — двести!

— А ты думал, как у тебя: что ни вечер — сто пятьдесят с бутербродом? — мигом поддел Пронина острый на язык Сергей Ласкин, коренастый загорелый парень в выцветшей гимнастерке.

Вокруг засмеялись. А кто-то из стоявших рядом, негромко, но с чувством выговаривая слова, сказал:

— Везет? Нет, брат, Орлов сам кого хочешь вывезет…

В это время тот, о ком шла речь, пожилой широкоплечий человек в стеганом бушлате, плотно облегавшем не по годам крепкую фигуру, выходил уже из цеха. Он явно был чем-то озабочен. В его глубоких приветливых глазах обычно искрилось что-то солнечное, молодое, отчего становились незаметными тонкие нити морщин и словно бы таяли снежинки седины, запутавшиеся в темно-русых волосах. А сейчас тень какой-то неясной, невесть откуда взявшейся угрюмости лежала на его лице, придавая ему непривычно сумрачное выражение.

У проходной Орлова догнал Вершинин, парторг завода. Вид у него усталый. Будто две смены кряду не отходил от станка. На смуглом, с бронзовым отливом лице заметно выделяются скулы. Взгляд из-под приподнятых бровей, как всегда, спокойный, мягкий, только чуть-чуть проступает в густо-карих глазах спрятанная до случая усмешка. Вершинин уже целую неделю пропадает у энергетиков: там все никак не ладится с установкой нового генератора. Очевидно, не обошлось без приключения и сегодня.

— Дело к тебе есть. По дороге поговорим. Я тоже домой, — сказал он с расстановкой и тут же прибавил шагу, чтобы не отстать от Орлова.