Жизнь на берегу, особенно в Индии, где мне приходилось бывать, внушила мне любовь к парусному спорту и сделала меня до некоторой степени фаталистом (кстати, все индийцы — фаталисты). Моряк должен быть готов ко всему — и к полнейшему штилю, и к урагану — и, подобно индийцу, уметь находить удовольствие в тех условиях, в которые попадает, если у него нет условий, которые доставляли бы ему наслаждение. От американских же индейцев я научился терпеливости, которая моряку необходима, а также научился понимать, что и в жизни, и в путешествии главное — не просто передвижение с одного места на другое. Парусный спорт был для меня предохранительным клапаном, который я использовал, чтобы избавиться от психологического напряжения, неизбежного у газетчиков. Как-никак я тринадцать лет проработал в газете, выправляя в меру своих способностей факты, правописание, грамматику и стиль репортерских статей, искореняя бранные и двусмысленные выражения и придумывая заголовки. Психические перегрузки в такой же мере присущи журналистской профессии, как перемазанные в краске руки — профессии художника. Кроме того, мне казалось, что в плавании у человека появляется возможность взять своего рода реванш за невзгоды, неудачи и несчастья, происходящие с ним в "береговой" жизни."
По словам Мэнри, он собирался совершить трансатлантическое плавание в своей скорлупке, потому что любил ходить под парусами, любил море, давно хотел отправиться в океанское плавание, и такая возможность наконец ему представилась. "Я вовсе не пытался совершить самоубийство или героический поступок; не старался я также и установить какой-то рекорд. Никто не оказывал мне финансовой поддержки, даже "Плейн дилер", газета, где я работал. Не был я движим и корыстным интересом, хотя и надеялся, что мне, возможно, удастся, написав книгу или ряд статей, окупить расходы, связанные с плаванием, а если повезет, то и заработать достаточно для того, чтобы, не слишком залезая в долги, помочь своим детям получить образование. Но главным образом мне хотелось осуществить давнишнюю мечту: переплыть Атлантику и побывать в Англии, причем сделать это без излишней суеты и шумихи."
Находясь в районе оживленного движения судов, Мэнри вынужден был принимать таблетки, чтобы бодрствовать. Очевидно, от переутомления у него начались галлюцинации:
"Таблетки, которые я принимал, содержали возбуждающее средство, и я чувствовал себя превосходно, хотя силы были на пределе. Симптомы нервного истощения были настолько фантастичны, настолько непривычны, что я ощутил их лишь много дней спустя, когда они повторились. Вероятно, недосыпание не было единственной причиной, — пожалуй, отчасти была виноваты таблетки.
Но как бы то ни было, однажды утром я вдруг оказался в царстве дикой фантазии, в странном мире, где иллюзия и реальность замысловато переплетались. Галлюцинация продолжалась несколько часов.
Когда фантасмагория кончилась, то она показалась мне любопытным, достойным изучения явлением. Но находиться в таком состоянии было не очень-то приятно — целых полдня я без толку крутился в океане. Происшедшее со мной событие было столь необычно, столь отличалось от всего моего предыдущего опыта, что мне чрезвычайно трудно описать его надлежащим образом. Я, фигурально выражаясь, очутился на ничейной земле, где действительность и воображение живут бок о бок, и границу между ними невозможно определить. Кроме недосыпания и действия таблеток, галлюцинациям, пожалуй, способствовали также тревога и в еще большей мере одиночество. Подобно человеку, охваченному гипнотическим трансом, я видел и слышал вещи, которых не существовало.
Я проникся убеждением, что я не одинок, что на "Тинкербель" присутствует еще кто-то. Я не помню ни лица, ни того, как был одет этот кто-то, хотя, кажется, одежда его смахивала на костюм яхтсмена. Это был весьма спокойный человек, малоразговорчивый и дружелюбно настроенный. Сначала я платил ему таким же дружелюбием, но вскоре его присутствие начало раздражать меня, стало просто невыносимым.
Выяснилось, что он очутился на "Тинкербель" как бы по "автостопу", и я должен подвезти непрошеного пассажира к его дому, который находился на небольшом острове где-то поблизости. (Разумеется, в этой части Атлантики никаких островов нет, однако мы все время искали этот остров.) Мы плыли то туда, то сюда, делали круг, возвращались назад, шли на север, на юг, на восток, и запад, пытаясь найти голый, лишенный растительности клочок суши, на котором стоит несколько домов.