Море смерти, берег любви

– Вы видите, вот здесь рубчик?

– Ну?

– Потрогайте пальцем. Шершавое, да? Прямо рядом с разломом. Это не заводской брак.

– А что это?

– Подпилено.

– Ну и что?

– Ну как вы не понимаете… – Для Толика всё это было очевидно. – Если рулевая сошка подпилена, то при резком вращении рулевого колеса она может не выдержать нагрузки и переломиться. И тогда машина потеряет управление. Видите, сошка сломана как раз в том месте, где виден надпил?

– Значит, ты думаешь, что кто-то подпилил ее?

Толик пожал плечами, как бы говоря: выводы делай сам.

– А кто это мог быть?

Толик выразительно молчал. Я задумался. Обошел машину, колупнул ногтем кусочек отвалившейся краски.

– Давно она у него?

– Недели три назад Эдик ее пригнал.

– Откуда?

Толян пожал плечами:

– У кого-то купил, кажется.

– У кого, знаешь?

– У какого-то своего знакомого.

– У какого знакомого?

– Вроде бы из ваших кто-то… Вроде лысый, что в ресторане работает. Он потер эту тачку и решил загнать ее по дешевке, а себе купил новую «ауди».

Меня как будто обожгло током: «Работает в ресторане… Загнал по дешевке… Новая „ауди“… Недавно я видел Ломакина на новой „ауди“…»

– Где обычно стояла машина?

– Когда в гараже, когда возле дома.

– Но ремонтировал-то он ее здесь?

– Здесь.

– Сам?

– Сам, конечно… Эдик свою машину никому бы не доверил.

Я помолчал, пытаясь осознать услышанное.

– Скажи-ка, Толя, а долго можно было вот так ездить с подпиленной сошкой?

Толик многозначительно почесал затылок:

– Да как повезет… Можно сразу же гробануться, а можно еще месяцок-другой покататься… До первого крутого поворота…

– Ясно…

Хотя мне было абсолютно ничего не ясно.

Молоточек застучал снова.

– Послушай, – сказал я Кэтрин как можно более беззаботным и равнодушным тоном. – А ты ведь тогда, в кафе, соврала мне, что не знала Ингу…

Мы нежились на пляже в Серебряном Бору. Кэтрин сидела в шезлонге, подставляя солнцу лицо. Ее глаза закрывали большие солнечные очки. Я не видел ее глаз, и это мешало мне разговаривать.

– Дорогой Сержи, – улыбнулась Кэтрин, не оставляя и доли секунды для подозрительной паузы. – Насколько я знаю русский, для корректной беседы рекомендуется применять глаголы «обманывать», или «лгать», или «сочинять», потому что «врать» – это грубая разговорная форма. Так меня учили в Иллинойском университете.

– Хорошо. Ты мне лгала? Сочиняла? Выдумывала? Забивала баки? Лила пулю? – начал злиться я. Что за привычка уходить от ответа!

– «Разводила турусы на колесах». Я помню это прекрасное выражение из учебника по русскому… Нет, я не врала тебе. Я просто не говорила тебе всю правду. Это разные вещи, не так ли?

– По-моему, это одно и то же, – сердито буркнул я.

Кэтрин снова едва заметно улыбнулась.

– Не злись, Сержи, – сказала она нежно. На горячее от солнца плечо легла ее прохладная рука. – Я не знала, как ты ко всему этому отнесешься. Я боялась, что ты не поймешь меня…

– А ты не боишься, что я не пойму, когда ты скрываешь от меня важные вещи? Ты ведь приходила в квартиру, где жила Инга, уже после ее гибели. И пыталась открыть дверь!

– Неужели ты шпионил за мной еще до нашего знакомства? – Тонкие брови вразлет гневно взметнулись вверх.

– «Шпионить» – это очень грубая разговорная форма, – передразнил я. – Я не шпионил. Я случайно узнал об этом от своего друга. Он видел, как ты пыталась открыть дверь.

– И что же он не остановил меня? Я надеюсь, твой друг не подумал, что я взломщица? – Кэтрин иронически усмехнулась. – Да, я пыталась проникнуть в квартиру, где жила Инга, не буду спорить.

– Зачем? – Мягко говоря, я был изумлен.

– Чтобы найти одну вещь, принадлежащую, кстати, мне.

– Какую?

– Тебе действительно важно это знать?

– Ну естественно, говори, не томи.

– Это кассета с записью.

– Какой записью?

– Записью встречи местной русской мафии и ее зарубежных представителей.

– Что?

– Они разрабатывали новые пути транспортировки наркотиков из Таиланда в Америку через Россию, а также обсуждали возможности нелегальных поставок оружия и ядерного топлива. Это очень, очень важная кассета.

Я поднялся и сел на песок и изумленно смотрел на Кэтрин во все глаза. Ничего себе! Я нахожусь рядом с той бурной жизнью, которую наблюдал разве что с экрана телевизора! И я ничего не знаю об этом! А Кэтрин!.. Кэтрин, которая деловито стучит по вечерам на своей машинке, Кэтрин, которая с диктофоном разъезжает по Москве в поисках материала для своей газеты, красивая Кэтрин, которая вот сейчас сидит со мной рядом, нежная Кэтрин, которая, кажется, не сможет побороть и сонную осеннюю муху, тоненькая, хрупкая Кэтрин, которую я могу поднять одной рукой и держать так на весу хоть весь день, – эта Кэтрин борется с русской мафией! Ну и ну!

Очевидно, вид у меня был очень уж ошарашенный. Кэтрин мелодично рассмеялась:

– Похоже, ты удивлен, Сержи?

– Не то слово! – Мои глаза по величине, наверное, спорили с куриным яйцом высшей категории. – А откуда у тебя взялась эта кассета?

– Это мой профессиональный секрет, Сержи, – покачала головой Кэтрин. – И даже тебе я не могу рассказать.

– А почему она вдруг оказалась у Инги?