Море соблазна

Конечно, она может попросить Эвелин Блэкстоун помочь ей, хотя вряд ли будет разумным посвящать эту хитроумную старуху в свои планы. Почтенная дама, как видно, больше тяготеет к конфедератам и едва ли с пониманием отнесется к янки, тем более к аболиционистке. Нет, если и просить хозяйку о помощи, то уж явно под другим предлогом.

Девушка вспомнила, что миссис Блэкстоун была настолько поглощена мыслью о пребывании в Чарлстоне этого Дивона, что едва ли заметила, как Фелисити вышла из гостиной, чтобы подняться в приготовленную для нее комнату.

Размышление едва проснувшейся гостьи о том, кто бы мог быть этот таинственный Дивон, прервал резкий стук в дверь, и в комнату проковыляла Эвелин Блэкстоун.

– Вы уже проснулись? Отлично. – Кивком головы она пригласила в комнату и Руфь. – Мы тут пошарили в закромах у Селии – это моя внучка, дочь Юдифи, – и выбрали несколько платьев, которые, кажется, будут вам впору. Ведь у вас, как я полагаю, ничего, кроме этой черной пакости, нет?

– Благодарю, но я захватила с собой еще одно платье, – пробормотала Фелисити, бросая взгляд на «черную пакость», которую она оставила на кресле, перед тем как забраться в кровать. «Пакости» не было. С испугом она перевела глаза на саквояж, который, к ее великому облегчению, оказался на месте. Откинув с лица тяжелую рыжевато-золотистую прядь, Фелисити обвела взглядом комнату в поисках пропавшего платья. – Где моя одежда? И для чего все эти шутки?

– Ее чистят, несмотря на мои сомнения в том, что это поможет. А шутки эти – для бала.

«Бала?! Простите, но у нее нет времени на балы. Это Иебедия и отец считают, что она годна только для такого времяпрепровождения. Она же приехала на Юг, чтобы доказать им обратное».

– Спасибо, но у меня нет намерения посещать балы.

– Ру-у-уфь, как ты думаешь, что лучше подойдет к ее рыжим волосам, а? – Упрямая старуха разговаривала со служанкой так, будто бы никаких слов Фелисити и не существовало.

– Уж только не розовое. Зеленое? Это уже лучше. А вот темно-голубое будет в самый раз к ее лукавым глазам.

– Абсолютно с тобой согласна. Тогда она сможет надеть к балу мои сапфиры. Ведь у вас, голубушка, своих драгоценностей, конечно же, нет?

Фелисити, как сидела, так и застыла на кровати с открытым ртом, слушая беседу двух старух, разговаривающих так, будто ее здесь вовсе и не было. Однако на последний вопрос Эвелин девушка взмахнула ресницами и ответила:

– У меня есть драгоценности.

Старый Уэнтворт был человеком щедрым до расточительства, и драгоценности всегда служили наилучшим средством, чтобы побаловать жену и дочь.

– Но не здесь?

– Да, но… – Фелисити оттолкнула протянутое платье. – Дело в том, что я не собираюсь идти ни на какой бал. И теперь, если вы просто отдадите мне мою одежду… – девушка вновь умолкла, видя, что старушки по-прежнему не обращают на нее никакого внимания, поглощенные обсуждением необходимых для бала приготовлений. Уперев руки в бока, рассерженная невниманием, Фелисити встала перед увлеченными разговором женщинами и приготовилась к решительной атаке. Сознание того, что она выше их на целую голову, придавало бунтарке дополнительное мужество.

– Возможно, вы не совсем меня поняли. На бал я не еду.

Старушки разом вскинули на нее глаза, и Эвелин торжественно объявила девушке, даже не подумав обидеться на столь невежливое обращение:

– Дивон сообщил мне, что будет ждать нас на балу. – Это звучало в ее устах непререкаемым доказательством.

Фелисити в отчаянии воздела руки.

– Но я совершенно не заинтересована в том, чтобы увидеть вашего Дивона, кем бы он ни был!

– Это мой внук. Но не от Юдифи, – поспешила добавить любящая бабка. – А увидеться с ним вам непременно придется, ибо я рассчитываю, что он поможет вам добраться до Ричмонда в целости и сохранности.

– Но я…

Увы, Фелисити не суждено было закончить свою фразу, поскольку обе старые дамы просто-напросто покинули спальню, чем инцидент и закончился.

Война бушевала совсем неподалеку от Чарлстона, но на третьем этаже дома Саммервилей, где должен был проходить злополучный бал, ее дыхания не ощущалось вовсе. Высокие зеркала в позолоченных рамах отражали свет сотен свечей, а бальная зала была наполнена оживленными голосами и звонким смехом. Фелисити показалось, что она снова вернулась в прежние времена – в ту беззаботную пору, когда еще был жив ее брат и можно было давать балы и веселиться.

Воспоминание о брате укололо ее смутным чувством вины, но девушка постаралась поскорее отогнать от себя тяжелые и грустные мысли. Она оказалась в своей стихии. Низко вырезанное, переливающееся шелковое платье, украшенное у корсажа алыми розами, выглядело на ней бесподобно, а что касается детей Эсфири, то разве важно, каким именно способом она доставит их в объятия несчастной матери? Кроме того, Иебедия все равно никогда не узнает, что она посетила этот бал.