Море воспоминаний

Я чувствую себя неловко и смущаюсь, намереваясь задать бабушке сотню вопросов и пытаясь при этом оставаться тактичной, учитывая деликатность произошедшего между ней и Кристофом, а также между ней и моим дедом – в то поворотное лето 1957 года. И мне очень интересно, как много моя мать знала из всего этого. Догадывалась ли она в то время, насколько близко к урагану они проплыли? Сознавала ли опасность, которая им угрожала? Эмоциональные бури, которые бушевали в ней, и подводные камни, которые скрывались под гладкой поверхностью жизни их семьи, – не потому ли она теперь не хочет видеть свою мать?

Словно прочитав мои мысли, Элла промокает губы бумажной салфеткой с изображением веточки остролиста и говорит:

– Рона и Робби ничего не заметили. Конечно, они оба были потрясены случившимся на пляже. Но они не знали, что мне было достаточно сделать всего один мелкий шажок, чтобы оставить Ангуса. Мы всегда стараемся защитить наших детей, ты же знаешь. Ограничение ущерба.

– Наверное, тяжело было покинуть остров в конце лета? Я не могу себе представить, что ты тогда чувствовала.

Она кивает.

– Я много думала по дороге домой. Но я никогда не оглядывалась назад. Я знала, что мне нужно делать, и я делала это. Какое-то время я чувствовала себя не слишком хорошо, но в конце концов, когда мое сердце снова начало оттаивать, больше всего меня терзало чувство вины. За то, что недостаточно любила Ангуса, за то, что задолго до того, как он предал меня, я проделывала это всякий раз, когда думала о Кристофе; всякий раз, когда материнство, семейная жизнь и карьера твоего деда изматывали мои нервы. Отвлеченные фантазии могут сделать жизнь невыносимой. – Она замолкает, чтобы глотнуть чаю. – Знаешь, я думаю, что самая большая моя ошибка заключалась в непонимании, что несовершенная реальность стоит гораздо больше, чем совершенный сон.

Я неуверенно киваю, обдумывая услышанное.

– Значит, это неправильно – мечтать, хотеть чего-то большего?

– Нет, моя дорогая, никогда не отказывайся от своих мечтаний. Просто убедись, что они не отвлекают слишком сильно от всего хорошего, что есть в повседневной жизни, даже если эта жизнь совсем не идеальна. Что-то прекрасное всегда есть, – она снова берет в руки рождественскую открытку Финна с жимолостью, – но иногда нужно сосредоточиться, чтобы увидеть это.

Часть 3

1970, Эдинбург

Родители заняли свои места в великолепном живописном McEwan Hall[99], и Элла, порывшись в сумочке, вытащила очки, чтобы найти в программке имя Робби среди имен сотен других выпускников.

– Вот. – Она протянула Ангусу свой кардиган. – Займи место для Роны.

Он с улыбкой ответил ей:

– Прекрасно, что они оба закончили обучение. Наконец-то! Это был долгий путь.

Элла согласно кивнула и улыбнулась, хотя сейчас, в этом зале, ей казалось, что годы пролетели слишком быстро. Через несколько дней Робби отправится в Испанию с двумя друзьями, чтобы максимально использовать последние недели своей свободы. Он вернется, только чтобы собрать вещи и уехать в Лондон, где будет работать в Сити. Слава богу, Рона все еще жила дома, иначе Элла была бы совершенно безутешна. Несмотря на то, что дочь она видела лишь мельком. Рона часто возвращалась домой с работы, чтобы переодеться и отправиться с друзьями в город или пойти со своим парнем в кино.

Куда только делись все эти годы? После каникул на острове Ре она вернулась к Ангусу без единого слова объяснений. А он ни о чем и не спрашивал. Он был просто счастлив, что она снова с ним, и никогда не задавал ей никаких вопросов о том времени, когда они были врозь.

Дети, не заметившие, как близка была к распаду тем летом их семья, весело, наперебой рассказывали папе о днях, проведенных на пляже, о прогулках под парусом с Кристофом, о помощи в галерее Каролин и о неимоверном количестве мороженого, которое они съели. Ангус восхищался вновь обретенной силой Робби и тем, что теперь он почти не хромает; взъерошив выгоревшие на солнце волосы Роны, он сказал, что за лето она выросла по меньшей мере на два дюйма; он восторгался их коллекцией раковин и вместе с ними рассматривал фотокарточки; пресс-папье в форме ослика в полосатых хлопчатобумажных штанах он держал на столе в своем кабинете на самом почетном месте, рядом с портретом Эллы на яхте, сделанным Роной.

Только когда Робби рассказал историю о том, как его унесло в море на доске для серфинга и как Элла спасла его, Ангус посмотрел на нее долгим пронзительным взглядом.

– Она очень храбрая женщина, твоя мама. Храбрая и сильная. К счастью для всех нас.