Море вверху, солнце внизу

Адам заметил, как вздрагивал ломкий мост отцовской руки.

— У тебя ведь тоже такое бывает?

Его улыбка была странной сама по себе.

— Ты ведь знаешь, у меня бывает всё.

— С тобой такое случалось?

— Не могу сказать наверняка.

— Ты здесь из-за этого? Из-за этого ты занят всем этим?

Вокруг раскатился несмолкаемый вой, но никто даже не вздрогнул. Когда он стих, каждый из них исследовал языком ротовую полость, словно пытаясь попробовать на вкус небеса.

— И всё же, — настаивал Адам.

— Я бы объяснил, если б мог. Надеюсь, что время расставит всё по местам.

— Сколько еще ждать, отец?

— Я приближаюсь к разгадке. Моя работа, мои поиски — всё это не напрасно. Знаю, что ты хочешь познакомить меня с Эвелин. Знаю, что все на Базе скучают по мне. Знаю, что я ужасно долго пренебрегал твоей матерью, еще до всего этого, до ухода. Я привык повторять, что ни о чем не жалею, но больно от того, что это не так. Всё, что я могу тебе сказать, то над чем я сейчас работаю — это не для скайдайверов или ученых, это жизненно важно для нас, абсолютно для всех нас.

— Так что же все-таки с твоим здоровьем? Мне предстоит сделать еще ряд тестов, а тебе? Ты уверен, что твоя патология протекает в легкой форме?

Адам заметил педологическое озарение, словно атомное солнце в глазах отца.

— Разумный замысел, — хмыкнул он. — Не удивился бы, если бы наши тела были слеплены из праха земного, как говорится в Священном Писании.

Рыбоподобная

Тэсса плавала рыбой среди рыб, тело с чешуей и плавниками. Звук бурлящей воды напоминал эхо-камеру. Затем она стала ни рыбой, ни младенцем, а еще не родившимся ребенком. Зародышем она плавала на спине в красновато-коричневом море материнской утробы. Она по-прежнему ощущала присутствие рыб по сторонам и вокруг себя. Что вы делаете внутри моей матери? — обращалась она к рыбьей стайке. — Это мой дом. Склизкие создания смотрели на нее своими всезнающими глазами. Это наша стихия, а не твоя, — отвечали они. Затем она снова превратилась в человеческого детеныша в дрожащих водах реки, как это всегда случалось. Но сейчас она была прозрачной, сквозь ее желейное тело виднелись иссиня-красные вены, еще глубже — мягкий мел скелета. Я не одна из вас, — сказала она. Они подплыли совсем близко, словно чтобы прошептать на ухо: «Да, ты не одна из нас». Ее глаза скользнули, будто яичные желтки, к стенке головы над хрупкими висками. У челюстного сустава появились трещинки. Она подумала, что, если хорошо постарается, то сможет приспособиться к этому потустороннему миру. Я могу стать частью вашей семьи? — спросила она. Пять из них рассмеялись, и из их розовых ртов вырвались жемчужные пузырьки. Затем они исчезли. Исчезла вода. Исчезла и она.

Поросший травой холмик был колыбелью, в которой она проснулась. Промокшая одежда — покрывалом. Висящее над головой солнце с облаками ходили по кругу. Этот мир не имел запаха, как и тот, другой. Ее мучили колики. Живот раздулся от маленьких сверкающих шариков. Тысячи пульсирующих рыбьих икринок. В своем воображении она хватала воздух — задыхалась — вопила со всё нарастающей силой, пока какая-то женщина не подошла к этой заблудившейся бродяжке.

— О, боже… на помощь! Кто-нибудь, помогите!

Ей надавливали на живот, вдыхали воздух в заполненные водой легкие. Что такое кислород? Яд. Это не прекращалось несколько часов, пока она не извергла драгоценные икринки и недоразвитые организмы, что беспомощно барахтались на полу. Ее живот вновь был плоским, но с золотистыми растяжками, собравшимися возле пупка. За всё время путешествия водами Стикса она впервые вдохнула яд. Мать и отец, врачи и медсестры, знакомые и незнакомые лица окружили ее койку. Они смотрели на нее, словно на посланницу из преисподней, будто она сжимала, как погремушку, скипетр Гермеса, а из щиколоток пробивались крохотные крылышки. Но это было не так. Она вернулась всего лишь бессмертным ребенком.

Земля — облака

Вечернее сияние высветило силуэты падающих из последней группы. Какие-то скайдайверы слонялись в окрестностях Базы перед тем, как пойти домой. Адам и Чарльз заказали еду на вынос в «Идеальном местечке» и отнесли ее в комнату отдыха, оформленную в стиле пристанища хиппарей в каких-то пятнадцати метрах от Базы. Базу построили приблизительно в 1980-м, поэтому никто уже не помнил подробности выбора подобного декора. Большинство завсегдатаев, особенно Реджинальд, первым делом хватали размалеванные бонги и мачтообразные кальяны, словно те были частью их безымянной религии, ритуальными предметами, что посвящены вызванным благовониями и наркотиками откровениям. За прошедшие годы Базу неоднократно реконструировали, но каким-то образом именно это помещение сохранилось в янтарном свете неугасающих лавовых светильников и вездесущем дыму несметного количества сожженной травы.