Море вверху, солнце внизу

— От тебя можно было ожидать, — Адам оглядел груду ободранных крылышек на столе, длинная тонкая кость на каждом выломана из радиуса. — Еще будешь?

Чарльз изучил горку костей, на мгновение задумался, как сильно они напоминают погибших солдат, небрежно раскиданных вокруг, затем снова присел, посмотрел на Адама через стол, а потом снова на кости. Улыбаясь и почти смеясь, он сказал: «Повсюду груды мертвых тел».

Адам не мог поверить, как такое замечание, пусть и сказанное в шутку, не пробуждает в нем болезненных воспоминаний.

— Ты…

Грохот, словно взорвался двигатель самолета.

— Твою мать! — под Чарльзом сложился табурет.

Адам подскочил, Чарльз кряхтя поднялся и лягнул разломанный табурет.

— Ебучий гондон!

Затем они услышали странное бормотание, какие-то шорохи, и в комнату, ковыляя, вошел Джереми с опущенной головой и на полусогнутых ногах, изучая ширинку во влажных следах мочи, забрызгавшей штаны до самого низа и стекающей ему на теперь уже босые ноги. Сначала им показалось, что это необычная игра света, но, когда он поднял полные недоумения глаза, его волосы, темные прежде, хотя в ранние годы и бывшие по-детски блондинистыми, оказались серебристыми, как алюминиевая фольга. Глаза его наполнились фиолетовым свечением.

Он, сбиваясь и заикаясь, рассказал им, как пошел отлить на улицу, потому что хотел обоссать песчаных ангелов, а потом угорать всякий раз, когда кто-то будет приземляться в его мочу. Тогда-то он это и услышал. Потоп из стекла и стали. Он выпустил из рук хозяйство и вцепился в уши, вертя головой в поисках источника, когда она вдруг проросла световым корнем, как в замедленной съемке: молния, исходящая из земли и пронзающая мрачную тучу. И даже несмотря на то, что, казалось, до нее была пара метров, он ощутил, как она проникла в его пятки и промчалась безумным маршрутом по венам, пока не добралась до черепной коробки, будто бы антенна в поисках божественного сигнала. Похоже, именно тогда его волосы посеребрило, а глаза поразила особая форма желтухи. Там, где сквозь него прошла молния, остались ярко-красные отметины, в том числе ожог на лбу, напоминающий бинди.

Подойдя к зеркалу на стене с окантовкой из блесток, он начал ерошить волосы, изо всех сил моргать, затем тереть и царапать кожу, будто по телу бегали мурашки. Он сновал взад-вперед, пытаясь смириться с проявившимися изменениями, затем на мгновение остановился и повалился спиной на клетчатую кушетку.

Чарльз прошептал: «О Боже».

— Может, его надо отвезти в ОРИТ[16]?

Похрапывая, Джереми погрузился в сон, вызванный шоком и сдобренный наркотиками, раскинув ноги, одна рука застыла над головой, другая безвольно свисала с края кушетки. Его макушка источала свет, словно диско-шар.

Чарльз, глядя на мокрую промежность Джереми, наконец сказал: «По крайней мере, он не обоссался, а нассал на себя…»

— Что в какой-то мере не так позорно.

Наследница и море

Тэсса выросла в привлекательную девушку, но врачи отмечали неестественные перепонки между пальцами на ногах, ракушечную корку на локтях и прозрачность век, если смотреть на свет. Она стала превосходной пловчихой, грациозной, как дельфин, выигрывающей медали сначала в старших классах, а потом на первом курсе колледжа. Она была одержима морем, этим огромным водоемом, скрывающим в своей утробе неизвестные создания, не только инопланетных морских чертей, акул-домовых и кальмаров-вампиров, но и существ из таких глубоких впадин на океанском дне, что их тела состояли из жидкой тьмы и не распадались только из-за давления водных масс. Казалось, у нее с ними всеми существует некая телепатическая связь, схожая с заунывными мантрами китов. Быть земноводной — значит быть бродягой. Когда опускалась ночь, она плавала в море, проводя под волнующейся поверхностью минуты, а то и часы. Это заинтересовало одноклассников и учителей. Куда она уходит? Наверняка, не только поплавать? Обладающие практическим складом ума думали, что она использует свою манию в качестве оправдания, не подчиняясь «комендантскому часу» и напропалую флиртуя с мальчиками, напевая им из поросшего ракушками дока, чтобы привлечь внимание самого красивого. Некоторые говорили, что она учится вдыхать воду. Другие — что Тэсса, в силу своей необычайной красоты, принцесса королевства наподобие Атлантиды и живет двойной жизнью. Она знала о слухах, но не обращала на них внимания, находя утешение в подводном шепоте, который ощущала своими перепончатыми пальцами у края воды, где ее испещренные жилками мембраны вздрагивали от смутной лингвистики.