Мореходка

По распоряжению Гусева наш знакомый «годок» из БЧ-4, угощавший нас чаем в ночь нашего приезда, знакомил нас с устройством корабля. Мы прошли все коридоры от носа до кормы и обратно. Выяснили, где что находится. Побывали в радиорубке, познакомились с личным составом радиотехнической службы. Серёга (так, кажется, если не ошибаюсь, звали нашего сопровождающего) был родом из Ленинграда. До конца службы ему оставалось полгода. Весной он должен был идти на «дембель». В общем, земляк! На флоте «земляк» – это понятие означает почти родственные отношения между людьми. Земляки своих в обиду не дают! На одного союзника у нас стало больше. Серёга многое нам порассказал о жизни на корабле. И дальше бы рассказывал, но тут его перехватил мичман Гусев и поручил ему изготовить из подручных материалов погончики на робу для всех прибывших на корабль курсантов, так как мы должны были соответствовать корабельному уставу. Настоящих погон нам давать не хотели. Дескать, и так перебьются, на два месяца всего прибыли! А вместо Серёги к нам приставили здоровенного матроса, тоже из БЧ-4. На рукаве его бушлата были не три шеврона (третий год службы), а четыре. Вид у него был мрачноватый. На наш вопрос относительно четырёх «шпал» на бушлате он нехотя ответил, что только недавно вернулся из «штрафбата». Куда он попал после того, как был осуждён военным трибуналом за неуставные отношения. Отсидел год. Теперь вернулся дослуживать. Впереди у него был ещё год службы. Станешь тут мрачным! Он-то нам и рассказал, что эсминец «Настойчивый» команда чаще между собой называет «Застойчивым» или «Настырным». Да, и вообще, на флоте у каждого корабля имеется своё прозвище. Потом, вспомнив, что ему поручено знакомить нас с радиооборудованием корабля, перевёл разговор на корабельные антенны и вооружение. Наш эсминец был совсем уже не молод. Раньше на нём стояло только артиллерийское вооружение. Но потом корабль был модернизирован. Артиллерийская башня с двумя орудиями главного калибра, зенитные установки и пушки малого калибра были дополнены кормовой сдвоенной ракетной установкой. Для серьёзных боевых действий в современной обстановке этого было маловато, но всё-таки! Поэтому корабль оставался в составе Балтийского флота, выполняя задачи второго плана.

Вечером мы зашли в кубрик к Серёге. Он коричневой краской наносил через трафарет буквы «БФ» на прямоугольные белые лоскуты, которые должны были заменить нам погоны. Как любил выражаться наш ротный отец-командир: «Порнография!» Но, что делать! «Пришьёте, когда краска высохнет!» – сказал нам Серёга, вручая нам эти знаки воинского различия. Мы пошли пришивать на наши робы эти белые погоны.

Теперь мы на Военно-морском флоте! А как должен выражать радость по этому поводу военнослужащий? Правильно! Военнослужащий должен выражать радость громовым троекратным «Ур-р-а-ааа!»

LXVII.

Утром нас разбудил голос из громкоговорителя принудительной трансляции: «Команде подъём! Приготовиться к зарядке!» Тут и мёртвый проснётся! Пришлось нам вспоминать нашу молодость на втором курсе и строиться на верхней палубе в тельняшках. Зарядка заключалась в том, что все подразделения строились на корме, а потом начинался забег вдоль причальной стенки до ворот базы и обратно. Потом несколько минут махания всеми конечностями, чтобы окончательно согреться, и возвращение в тёплый кубрик. Наша железная коробка, которую представлял собой кубрик, обогревалась пока только нашим дыханием. Чтобы не было холодно, мы закрывали верхний входной люк. Становилось теплее, но кислорода становилось меньше, и, чтобы не задохнуться окончательно, приходилось снова люк открывать. Вот такая веселуха! После подъёма флага командир опять выступил с речью. Теперь «мальчиком для битья» был назначен наш вчерашний знакомый из штрафбата. Командир приказал ему выйти из строя и сорвать лишнюю нашивку с рукава бушлата. За нарушение формы одежды влепил ему два наряда вне очереди, прочитал всем «кузькину мать», чтобы остальным неповадно было «безобразие нарушать»! И с чувством выполненного долга дал команду разойтись.