— Оставьте всякие опасения, об этом я позабочусь, как вы того в полной мере заслужили. Пока нельзя и помыслить о том, чтобы покинуть Евгению, не станете же вы ее разочаровывать, ее счастье было совсем недолгим, но придет время и все ваши нужды будут щедро удовлетворены, не беспокойтесь об этом. Вы дороги мне как родной сын, и я намерен позаботиться о вас. В должное время.
— Спасибо, сэр.
Оконное стекло покрылось изморосью; на покрасневших затуманенных глазах выступили невольные слезы.
Лайонел и Эдгар не приглашали участвовать в развлечениях Вильяма, хотя Евгения, в бархатном костюме для верховой езды, выезжала к месту сбора охотников и возвращалась раскрасневшаяся и улыбающаяся. Точно существовал некий молчаливый сговор — да, он с уверенностью мог утверждать, что то был сговор: молодые люди полагали, что, не будучи чистокровным джентльменом, Вильям не выкажет ни умения, ни мужества, необходимых для их джентльменских похождений, несмотря на находчивость и сноровку, помогавшие ему выжить на Амазонке. Он подолгу прогуливался по сельской местности, чаще всего в одиночестве, иногда в компании Мэтти Кромптон и молодежи из классной. По вечерам ему надлежало принимать участие в играх в гостиной; леди Алабастер любила играть в домино, в бирюльки или „черную Марию“, время от времени с большим размахом устраивались шарады. Однажды Вильям донельзя рассмешил всех, сравнив шарады с деревенскими пирушками индейцев: каждый там был одет в фантастический костюм, а однажды он встретил в толпе танцующего человека в красной клетчатой рубашке и соломенной шляпе с сачком и коробкой, в коем признал пародию на самого себя. Под взрывы хохота прошло необычайно остроумное представление слова „АМАЗОНКА“: „АМ“ изображал Лайонел в роли Авраама, внемлющего Божьему гласу из неопалимой купины, которую Мэтти Кромптон искуснейше изготовила из тисовых веток, красного шелка и мишуры; „А“ представили дети и мисс Мид — они разыграли урок азбуки: собирали плоды авокадо с картонного дерева и ловили бабочек, а волк норовил ухватить каждого за ногу. Представляя „ЗОН“, разыграли любовную сцену: Эдгар в вечернем фраке прикрывал Евгению от солнца зонтиком; она была ослепительно хороша в серебристо-лимонном бальном платье и вызвала бурю аплодисментов. „АМАЗОНКУ“ изобразил Вильям: он пробирался через заросли бумажного тростника и шерстяных лиан в импровизированном каноэ из перевернутой скамьи, а за ним следила куча разрисованных и украшенных перьями индейских ребятишек под водительством Мэтти Кромптон в маске ястреба и роскошной, расписанной перьями мантии. Среди загромождавших сцену тепличных растений танцевали бабочки из оберточной бумаги, а разноцветные змеи из бечевок и бумаги выразительно шипели и извивались.
Вильям встретил мисс Кромптон на следующий день в гостиной, где она свертывала малиновые ленты и мишуру неопалимой купины, — и выразил ей свое восхищение красотой декораций к этому tour de force.[30]
— Легко было догадаться, чей изобретательный ум сотворил все это великолепие, — сказал он.
— Я берусь за все и стараюсь, чтобы у меня получилось, — ответила она. — Такие игры разгоняют скуку.
— А вы часто скучаете?
— Стараюсь не скучать.
— Вы мне не ответили.
— По-моему, каждый способен на большее, чем требует наша обыденная жизнь.
Сказав это, она пристально посмотрела на Вильяма, и у него возникло неловкое чувство: казалось, она ответила на его сугубо личный вопрос лишь затем, чтобы поощрить к продолжению разговора. Он начинал побаиваться ее проницательности. Мэтти Кромптон всегда относилась к нему с подчеркнутой благожелательностью, никогда и никак не навязывая ему себя. Но он угадывал в ней какое-то сдержанное неистовство и не был уверен, что ему стоит ближе познакомиться с этой чертой ее натуры. Она же своих чувств никак не выказывала, и он решил, что предпочтительнее оставить все как есть. Однако ответил ей, потому что ему необходимо было высказаться, а говорить на подобную тему с Гаральдом или Евгенией он не мог. Это было бы неправильно. По крайней мере сейчас, при нынешнем положении вещей.
— И я, бывает, так думаю. И вот что удивительно: на Амазонке мне каждую ночь снился мягкий солнечный свет Англии, а вместо приевшейся маниоки — простая и замечательная пища, вроде хлеба с маслом. Теперь же, мисс Кромптон, я вижу во сне густой лес, реку, свою работу. Здесь у меня нет работы,
— По-моему, вы работаете с сэром Гаральдом над его книгой.
— Работаю, но он не испытывает во мне особой нужды, а мое мнение… короче говоря, мое мнение не совсем совпадает с его мнением. Он желает, чтобы в наших спорах я играл роль advocatus diaboli, но, к несчастью, я часто его расстраиваю и мало способствую продвижению работы…
— Возможно, вам стоит взяться за свою книгу.
— У меня нет ни устоявшихся мнений, ни желания убеждать кого-то в своем довольно зыбком взгляде на вещи.