Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Если мы рассмотрим эти черты “ренессансов” - их обновляющее влияние на жизнь общества и сопровождающий их (или одновременный с ними) упадок цивилизации, мы сможем констатировать, что этот “ренессанс” с маленькой буквы, “ренессанс” как тип всемирно-исторических явлений, есть эпоха новизны, связанная с обращением не к предыдущему состоянию системы, а к более отдаленному. При “ренессансе” происходит разрушение преемственности, степени наследуемости общественных традиций и институтов. Перемежающиеся с “ренессансами” эпохи “глухого феодализма”, напротив, есть эпохи повышенной стабильности общества, сохраняющейся традиционности. В этом смысле мы можем приравнять многочисленные “ренессансы”, выявляемые историками в различных странах, к череде “предренессансов”, которые находят в Европе (“каролингское возрождение” VIII, IX вв., рубеж X и XI вв., “высокое средневековье” XII-XIII вв.). Общество, как и любая развивающаяся система, переживает относительно длительные эпохи стабильности и относительно короткие эпохи восприятия новизны, что описывается историками как “средневековье” и “ренессанс”.

Такой “ренессанс” является нормальным и регулярным процессом в истории. А что же Великое Западное Возрождение XV в.? Если мы просмотрим обширный материал, накопленный историками по “ренессансам”, выяснится удивительный факт: такой Ренессанс, каким он был в Европе, есть очень своеобычное явление; то, что называют “ренессансом” в применении к странам Востока, выглядит совсем иначе. Европейский Ренессанс - уникальное событие, поскольку здесь на обычную картину возрожденческих волн наложилось влияние совсем иного масштаба.

Почти все исследователи европейского Ренессанса выделяют особенную его черту, называя ее по-разному: внимание к человеческой личности, к индивидууму, расцвет стихийной индивидуальности, осознание себя и мира и проч. А.Ф. Лосев (1982), например, выделяет три типа неоплатонизма: античный, связанный с особенным вниманием к материальному, чувственно воспринимаемому и видимому космосу, то есть к тому, что существует в мире помимо человека; средневековый, с особым вниманием к теории абсолютной личности; и возрожденческий, с вниманием к человеку, к конкретно-универсальной человеческой личности, причем в особенном аспекте: к человеку-творцу, художнику, то есть человеку, сознательно создающему в мире нечто, чего в нем прежде не было. Так обстоит дело и со многими другими явлениями: те их стадии, которые относятся ко времени Ренессанса, отличаются особенной индивидуализированностью. Заметим, что в отмеченных Конрадом чертах “всесветного ренессанса” эта важнейшая черта Ренессанса европейского не отражена. По-видимому, в силу того, что Конрад не придавал большого значения этому аспекту Ренессанса, он и смог прийти к выводу, что ренессансы встречаются во всех культурах.

Индивидуализация личности

Индивидуализированность - это и есть тот оттенок, та важнейшая черта Великого Возрождения, которая делает эту европейскую и потому локальную эпоху символом границы Нового времени, особой эпохи всемирной истории. Великий Ренессанс действительно отличается от всех сходных явлений резко возросшими силами индивидуализма, чем в существенных чертах и определяется характер этой эпохи. Нельзя сказать, что люди Средневековья, Древней Греции или Древнего Египта не имели индивидуальности. И все же при обращении к конкретным судьбам людей, их трудам и произведениям становится очевидным, что случилось нечто небывалое. Ренессанс действительно является вехой в истории человечества, поскольку выражает особую стадию развития человеческой души. Групповые формы поведения, универсальные философские формы рассуждения, общеевропейские нормы морали перестали быть значимыми. Родился тот человек, которого мы знаем сегодня: человек. способный критически оценивать, принимать или отвергать любые предоставляемые ему извне авторитеты, идеи и суждения.

Важнейшую черту, отличающую человека Нового времени от всех предыдущих эпох, затруднительно выразить в понятии. В самом деле, и во времена Древней Греции существовали “диссиденты”, которые не признавали общественных норм и традиций, - так можно воспринять хотя бы Сократа. Кажется, что в греческие времена “инакомыслящих” (индивидуально мыслящих) было меньше, чем в Возрождение, однако считать людей - занятие, достойное скорее генерала, чем историка. Можно попытаться сказать, что возник новый стиль культуры, что такие проявления перестали быть одиночными и привлекающими к себе внимание в качестве курьезов; что в Возрождение они стали той продуктивной силой, тем импульсом, исходя из которого творили величайшие художники и мыслители эпохи.