Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Но о чем не написал Снесарев, о том открыто пишет в 1910 г. военный писатель князь Кочубей. По мнению Кочубея, Россия вынуждена приступить «к разрешению роковой задачи: открыто сделаться азиатской державой, чтобы властвовать над Востоком, или, отказываясь от него в пользу влияний в Европе, рано или поздно стать ее жертвой» [Кочубей 1910, 212]. «На Балканском полуострове России делать нечего уж потому, что наше вмешательство непременно встретит отпор со стороны Австрии, между тем Россия … упустила тот исторический момент, когда она могла с некоторым успехом бороться с австро-венгерским влиянием» [там же, 210]. России противостоит мощный германо-турецкий фронт от Скандинавии (Швеция как потенциальный противник) до Закавказья.

Кочубей тонко анализирует географию России со стратегической точки зрения, усматривая узел страны, средоточие ее коммуникаций в Нижнем Поволжье, в районе Царицына: обладание этим регионом позволяло монголо-татарам держать Русь под контролем, и в случае новой войны с Европой, по Кочубею, судьба России определялась бы не сохранением столиц, а военным контролем над нижневолжским узлом страны. Между тем, этот узел чересчур сдвинут на юг к Закавказью, и в случае столкновения России с германскими державами, этому узлу угрожает удар Турции через Закавказье, поддержанный мятежами местных мусульманских племен. Еще серьезнее на востоке напор не только Японии, но и милитаризирующегося Китая. Возникни союз Турции (и Румынии) с Тройственным союзом, «перед тем как мы успеем устроить наше стратегическое положение на Дальнем Востоке, и наша песня спета» [там же, 306]. Собственно, Извольский и Сазонов понимали ситуацию почти подобным образом – и именно потому их постоянная забота об обустройстве Дальнего Востока: создание полосы буферов, отражавших здесь переход к обороне в видах страховки для активной политики на западе.

Но вывод Кочубея другой. В Европе Россия себя исчерпала. «Чего мы хотим и куда мы стремимся? – Хотим ли вернуть России ее прежнее обаяние в краях, омываемых Тихим океаном, оправдать на деле гордое наименование Владивостока или, наоборот, оставив навсегда мечту о владычестве в Азии, создать из Балканского полуострова вассальную страну России? Желаем ли мы препятствовать развитию в Европе гегемонии германской расы или, напротив, отказавшись от непосредственного вмешательства в распри европейских держав, составить границу между вырождающейся христианской цивилизацией и воскрешающей культурой Востока?» Отказавшись от балканской политики и попыток овладения черноморскими проливами, «протянув дружескую руку Оттоманской Империи, сделавшись официальным покровителем мусульманских национальностей, русская держава стала бы вершительницей будущих судеб Востока. Но достижение этой великой цели сопряжено с наличностью соответствующего стратегического объекта, обусловленного строгой обороной в Европе и настойчивым наступлением по направлению к Востоку. К Желтому морю, к Персидскому заливу и к Афганистану – вот куда должны быть направлены политические и стратегические объекты России». А là Духинский и позднейшие евразийцы Кочубей открещивается от славизма великороссов: «Неужто достаточно было Долгорукому основать Москву с горстью варягов, чтобы превратить финно-монгольское население современной России в нацию славянского происхождения. Нет! Географическое положение и истинный этнографический состав страны верховодят над искусственными соображениями какого бы ни было рода» [там же, 270–271].

Отсюда два мыслимых варианта, полагаемых Кочубеем для России. Первый – просто оборона на Западе, причем оборона активная (типа 1812 г.), с затягиванием германских и австрийских войск вглубь российских пространств, с изматыванием их подрывом их международного кредита, чтобы в конце концов вынудить их к отходу и к переговорам о мире. В основе этого варианта стремление превратить в преимущество слабую инфраструктуру, невысокий культурный уровень российских пространств, небольшую зависимость России от внешних рынков – все преимущества менее культурного противника перед более культурным. В частности, Кочубей не останавливается перед «варварским» советом – к началу войны разорить, ввергнув в первобытное состояние, полосу высококультурных приграничных территорий Финляндии и Польши. Крайне уязвимая область – Юго-Запад (Украина), который противник может превратить в объект панславистской пропаганды, всё равно, будет ли центром славянского государства Вена или София (давно предвиденный Погодиным вариант – панславизм как орудие разрушения России), – кажется Кочубею наиболее угрожающим и реальным, но противопоставить ему он решается лишь жесткую оборону. (Главная защита – нижневолжского узла как ключа целостности России.)