Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Исходные задачи России с конца XV в. – «ограничить себя от Востока и Запада», утверждая им в противовес свою государственность, которую Квашнин-Самарин определяет так: «Государственность страны есть умение народа жить независимо своим трудом, способность отстоять свою самобытность, готовность (граждан. – В.Ц.) применить свой личный труд на общую пользу всего народа. Государственность, следовательно, определяется количеством народного труда (творчества) и качественно умением его использовать. То и другое оказалось налицо в объединенном Русском государстве XV века: сельскохозяйственный (трудовой) склад центра и коммерческий (умеющий использовать) склад Новгорода…. Как труд гнал человека всё вперед и вперед в степь и победил восточного кочевника, так желание облегчить этот труд и получить за него награду, желание выяснить и улучшить формы жизни поставило Россию в соприкосновение с Западом; вызвало необходимость тяжелой борьбы России с Западом – владельцем культуры; вызвало длинную борьбу за право на культуру, на вполне самостоятельную облагороженную жизнь; борьбу, еще не законченную» [Квашнин-Самарин 1997, 61]. Таким образом, Запад предстает в двух ипостасях – создатель высочайшей материальной культуры и ее монополист, использующий монополию ради неэквивалентного использования ресурсов и труда России. Борьба за культуру, за облагороженную жизнь есть вся геополитическая борьба с Западом, усиление давления на него – борьба, так сказать, за усиление сделочной позиции России в противостоянии с центром-монополистом. Буквальная такая перекличка с декларацией Петра, по случаю празднования Ништадтского мира, насчет Прометеевского «похищения огня». Квашнин-Самарин превозносит Ивана IV, который якобы в сознании «недостатка формальных средств (приемов) для выражения духовной сущности» России – Третьего Рима поставил целью добиться для России права на «просвещение» и на участие в жизни Европы в семье европейских народов [там же, 68, 79]. Одно из средств к этому состояло в том, чтобы разрушить шведские и польские «буфера» между Россией и Европой, чтобы стать в непосредственные отношения с Европой [там же, 76].

Таким образом, задачей России, актуальной и для 1910-х, Квашнин полагает поиск форм «борьбы с Европой» за силовое приобщение к политике Европы, а последнее нужно ради усвоения формальной техники для выражения российской сущности, но вместе с тем и для признания за русским народом равных прав с народами коренной Европы.

Эта установка воплощается Квашниным-Самариным в доктрине двух мировых центров. Он пишет о том, что задача всякой восходящей Империи «олицетворить в себе центр мировой власти, мировой культуры – не есть ли это абсолютная цель, не есть ли это идеал деятельности всякого широкого и долговечного государства? Мы это думаем и в это верим, мы это знаем, но существует ли наш воображаемый мировой центр?» Квашнин вводит два понятия мирового центра. С одной стороны, «наш сознаваемый центр мировой культуры царствует над всей землей в области качества, т. е. царствует прежде всего и над людьми, ибо человек есть по преимуществу качественное проявление земной природы; в идеальном мировом центре, как мы его представляем, производится обобщение ценностей, оценка качества всех мировых сил и ценностей, возвышающаяся в прямой зависимости от близости этих сил и средств к фокусу человечества. … Центр мировой культуры не есть географическая мнимость», «он существует … в каком-то определенном географическом месте, где находится в данный момент тот живой народ, или, скажем бесспорнее, тот идеальный центр того живого народа, в котором воплощается мировой культурный центр». Очевидно, что для Квашнина-Самарина этот мировой культурный центр – русский Третий Рим, а его географическое местопребывание совпадает с местопребыванием духовных центров русского народа. Но в то же время за счет материальных ресурсов может создаваться географическое и социологическое скопление духовных сил, функционирующее как второй, «не истинный» мировой центр культуры, функционирующий за счет обилия приемов деятельности, экономического оборота труда, формальной культуры.

Вывод: «Таким образом, не подлежит сомнению, что существует и географически какой-то истинный центр духовной жизни (содержательный. – В.Ц.) и какой-то центр формальной культуры, которые находятся в борьбе, т. е. стремятся поглотить один другой, стремятся слиться воедино, и эта борьба есть реальное, законное, как природа, явление» [там же, 172].

Совокупность политических и экономических фактов подтверждает, что в XVI-XVII вв. произошло передвижение мирового центра к северу, со Средиземного моря на северо-восток Атлантики, и этот сдвиг выразился в закате Италии, пиренейских государств (название Священной Римской Империи), в возвышении Нидерландов, Англии, Франции, Швеции, в возвышении нового германского ядра – Пруссии.