Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. Русская сказка

Сказки о шутах. Эти сказки на современного человека, воспитанного на реалистической литературе, производят несколько странное впечатление. Герой сказок, шут, своими обманами доводит людей до преступлений и смерти, вызывает пожары и гибель – и все это под злорадный хохот. Такие сюжеты могут вызвать не только недоумение, но и возмущение. Однако впечатление меняется, как только мы ясно себе представим, что перед нами сказка, действие которой не может быть непосредственно и прямолинейно соотнесено с действительностью. Подобные сказки порождены стремлением к озорству. В основе своей это стремление есть показатель некоторой силы, которую некуда девать, которая не находит себе применения. Такой озорник и анархист воспет и в былине, это Васька Буслаев, который шутит «шутки негораздые – кого возьмет за руку, у того рука прочь, кого возьмет за голову, у того голова прочь». Однако те теоретики, которые считают, что в образе Василия Буслаевича превозносится только индивидуалистический анархизм, сама себе довлеющая сила, все же ошибаются. Сила Василия Буслаевича находит выход в борьбе со старым, патриархально-церковным укладом Новгорода, в борьбе с религиозными предрассудками (он кощунствует в Иерусалиме), в борьбе с социальной верхушкой Новгорода – и все это в форме свирепого бунта, изображение которого носит характер мощного гротеска. В сказке такой ярко выраженной определенности социальной борьбы нет.

В сказках о шутах до предела доведен повествовательный прием, пронизывающий все виды сказочного повествования вообще: прием жестокого одурачивания своего противника. Мы можем наблюдать его в сказках о животных, где хитрая лиса обманывает всех зверей и спасает себя. Этот же повествовательный принцип лежит в основе сказок о ловких ворах. В них народ не призывает к бунту, не зовет к топору. Но сказка как бы готовит психологическую почву для бунта, подготавливает бунтарское сознание. Это делается теми средствами, какими издавна располагает фольклор. Смех есть одно из средств уничтожения своего противника. В сказках о шутах такое уничтожение смехом может сопровождаться действительным уничтожением противника, что, однако, как бы затушевывается силой смеха и наслаждения им.

Интересно, что то психическое состояние, которое приводило к сказкам о шутах, музыкально выражено в симфонической поэме С. С. Прокофьева «О шуте, семерых шутов перешутившем». Профессиональная литература также знает образ шута и плута: это так называемые плутовские романы. Но в них социальная борьба выражена более резко, чем в сказке. В них герой – шут, обманывающий своего барина. Этот жанр особенно процветал в Испании начиная с XVI века, когда вышел знаменитый роман «Ласарильо из Тормеса» (1554). Сюжетная основа романов в значительной степени фольклорна, но гротеск в них носит более мелкие, смягченные, как бы цивилизованные формы, тогда как русский фольклор не знает никаких смягчений и дает полную волю самому беспощадному смеху.

Сказки о шутах, как и некоторые другие виды сказок (о животных, о глупцах), многосоставны. Отдельные проделки представляют собою самостоятельные сказки, но могут входить как эпизоды в другие сказки. Несколько таких сказок собрано в первом издании Афанасьева под одним номером.

«Шутки дома оставил». Тип 542 П, Аф 397.

В деревне живет шут.

Поп: «Ехать было к шуту, не сшутит ли каку шутку».

Шут: «Изволь, батюшка; только шутку-то я оставил у семи шутов, дак снаряди потеплей да дай лошади съездить за нею».

Поп дал ему лошадь, тулуп и шапку. Шут едет к попадье и говорит: «Матушка! Поп купил триста пудов рыбы; меня вот послал на своей лошади к тебе за деньгами, триста рублей просит».

Попадья дает ему эти деньги, и шут едет с ними домой. Поп, не дождавшись шута, едет к своей попадье, и тут он узнает, какую над ним шут сыграл шутку, на которую он сам напросился. В дальнейшем шут продолжает по его же просьбе производить и другие шутки, которые мы здесь пересказывать не будем. Он, например, переодевается женщиной и поступает к попу в служанки, отчего возникает ряд недоразумений (1538*). Получив 300 рублей от обманутого им попа, шут теперь шутит уже не над попом, а над другими, такими же, как он, шутами.

«Шут и семеро шутов». Аф. 397.

Шут получил от обманутого им попа 300 рублей, делает гроб и везет в нем деньги. Навстречу ему семь шутов, спрашивают, где он ваял деньги.

«Где взял! Вишь, – покойника продал и везу теперь полон гроб денег» Шуты убивают своих жен, укладывают их в гробы и везут продавать.

Везут да кричат: «Покойников, покойников! Кому надо покойников?» Казаки их избивают и прогоняют из города.