Морфология загадки

Имя этому запрету – табу. Интригующее предположение Фрэйзера получило отклик в трудах о загадке, но слишком буквальным образом, без достаточного анализа и развития, что привело к еще одному тупику. В русской фольклористике Д. К. Зеленин обратил внимание на употребление «подставных слов» восточноевропейскими и североазиатскими народами с целью табуирования, чтобы уберечься от сглаза и накликанья (Зеленин 1929 и 1930). В. П. Аникин приложил эти идеи к загадке и высказал мнение, что тематика загадок, обозначенная отгадками, восходит к «тематическим кругам предметов и явлений, имевших условные обозначения в тайной речи древности» (Аникин 1959: 23). Это мнение трудно согласовать с широко разделяемым представлением о том, что мир отгадок народной загадки охватывает универс крестьянского быта. А. В. Юдин подробно рассмотрел употребление имен (антропонимов и топонимов) в восточнославянской загадке в качестве замещений загадываемого предмета (напр., Стоит Орина выше овина. – Очеп; Дуб волынский, на нем платье богатырско, а сучье дьявольско. – Терновник) и пришел к выводу, что заместительные именные номинации в загадке «обнаруживают значительное единство принципов их образования с табуистическими языками» (Юдин 2006: 93). Значимость этого вывода зависит от того, как его интерпретировать: если остановиться на некотором сходстве всех древних табуистических языков, реликты которых находимы в фольклоре и вообще в речевой практике, то это слабый вывод; если в этом ряду отождествить загадку с такими языками вообще, то загадка оказывается попросту упущенной.

Попытки реконструировать историю загадки в свете антропологических данных не могли продвинуться далеко в виду того, что, как это ни странно, в примитивных обществах загадка находится в еще более обветшалой и угасающей форме, чем это обстоит с загадкой в высоко развитых обществах Европы и Азии.[22]

Гипотеза Фрэйзера заслуживает пристального внимания, но не прямого повторения. Она обретает смысл в виду сделанного в предыдущей главе предположения, что загадка имеет иную цель, помимо зарегистрированной разгадки. Гипотеза Фрэйзера указывает на цель такой двойственности: табу, со всеми сопутствующими ему условиями.

Согласовать эту гипотезу с загадкой не просто: табу означает, что загадка не должна раскрывать подразумеваемый ею предмет, но это противоречит тому, что загадка разгадывается и разгадка оглашает то, что в описании представлено иносказательно. Ведь нелепо было бы допустить, что оглашаемый разгадкой предмет является табуированным. Если понятие табу может быть отнесено к загадке, то, по-видимому, как-то помимо ее отношения к разгадке и ее огласке.

Понятие табу согласуется с загадкой в том случае, если загадка в целом, вместе с разгадкой, является иносказанием по отношению к некоторому иному, неназываемому предмету. Иначе говоря, размышление о табу подсказывает, что разгадка не называет предмета табу; предмет табу должен быть иной, чем тот, что назван. У загадки должна быть другая разгадка, помимо регистрируемой, – неназываемая. Только в этом случае она может быть причастна к практике табу. Примем эту гипотезу в преддверии множества подтверждений, которые сразу же всплывают, как только ее смысл осознан. Ее привлекательность с самого начала заключается в том, что она восстанавливает единство загадки как высказывания, нарушенное исследованием загадочных описаний независимо от разгадок.

О том, что внесенное предположение уместно, свидетельствует наш анализ посттэйлорианской перспективы. Народная загадка из устной традиции, рассмотренная независимо от разгадок, обнаруживает систему морфологических и предметных предпочтений, которая никак не диктуется открытым миром разгадки и, следовательно, свидетельствует о наличии в загадке, помимо программы кодирования, направленной на разгадку, еще другой программы кодирования, от разгадки не зависимой. Присутствие этой другой программы, или того, что я назвал избытком означения, становится понятным, если предположить, что она направлена на другой предмет, отличный от того, который называет разгадка. Именно это подсказывает и гипотеза Фрэйзера – она называет функцию, которая нуждается в такой двойственности и порождает ее. Нам теперь предстоит проверка этой гипотезы в свете: а) уже имеющихся наблюдений фольклористов и этнологов, b) уже проделанных наших собственных наблюдений над загадкой, c) дальнейших аналитических размышлений, поскольку они с помощью этого предположения позволят углубиться в понимание загадки.