Аристотеля, как это свойственно философу, интересовали начала. Он и назвал исходный пункт для понимания загадки, указав на скрытый конфликт в ее смысловой структуре, и тем самым положил краеугольный камень в фундамент изучения загадки. Это непоколебимое начало. Дальнозоркость Аристотеля увела нас далеко от него. Понятие фигуры сокрытия предлагает новое понимание загадки, в том числе и конфликта, указанного философом. Понимание, что инконгруэнтность в сердце описательной метафоры нацелена на сокрытие выражаемого, радикально отличается от представления, господствовавшего в теориях загадки до сего дня: будто все назначение этого приема – сбивать с толку разгадывающего, тормозить разгадывание. Концепция сокрытия не тождественна представлению о затруднении разгадывания; она вводит совсем другую задачу и
Затемненное метафорическое описание затрудняет разгадку, но сокрытию служат как описание, так и разгадка, а точнее сказать – сама функция разгадывания, уводящая в сторону. Здесь открывается вторая иносказательная функция: увод внимания в сторону манифестируемой разгадки достигает цели, когда завершается обнаружением неполного соответствия разгадывания загадки ее полному значению и таким образом указанием на иное, скрытое значение. Оглашаемая разгадка тем лучше служит своей конечной цели, чем упрощеннее она отзывается на загадку и тем самым поддерживает зияние. Этой же цели служит возможность различных разгадок как раз в виду условного выбора одной. Разгадывание служит делу сокрытия не только отрицательным образом, но и положительным: разгадка, отвечая на загадку, тем самым служит и – пусть отдаленным и искаженным – эхом на неназываемый, скрытый предмет, который закодирован в том же двусмысленном загадочном описании. В дальнейшем нам предстоит подробно рассмотреть характер отношений между предметом разгадки и предметом сокрытия. А пока сформулируем следующие тезисы: