Морфология загадки

Адрианова-Перетц отмечает, что если присмотреться, то, несмотря на самоцензуру редакторов, можно обнаружить обширное присутствие «нехорошей» загадки в известных собраниях, и, более того, нет оснований отграничивать эту категорию от всех остальных. На самом деле те же самые или подобные им мотивы с сексуальным содержанием легко обнаружить и в загадках, не прибегающих к преувеличенному и подчеркнутому фиглярству; подмигивание и ухмылка могут быть некрикливы. Мотивы подобного рода в загадке повсеместны; они присутствуют в каждой ее категории; они пользуются любыми предметами, чей круг полностью охватывает крестьянский мир и окружающую природу.

Тут требуется оговорка: не все культуры сохраняют такой характер загадки или, по крайней мере, не все в одинаковой мере; в иных загадки рассматриваемого характера могут быть редки. Если сексуальный характер загадки является реликтом ее архаического состояния и вообще архаического состояния сознания и культуры, то он должен был быть обречен на исчезновение вместе с этим состоянием. Но иные традиции имеют более высокую способность хранить культурную память. Русская, немецкая, английская традиции, видимо, такого типа. В романских странах мощные этнические сдвиги поздней античности и раннего средневековья, связанные с переходами на чуждые языки, и рациональная литературная традиция в значительной мере вытеснили древнюю культурную память, а с нею и архаическую загадку.

Столкновение этики XIX века со способностью культуры хранить архаическую память породило в России стойкую тенденцию к самоцензуре среди фольклористов. Д. Н. Садовников, составитель одного из наиболее представительных собраний русской загадки, в примечании к первому изданию своей книги упоминает, что загадку о самоваре он счел неудобной для публикации (Садовников 1976: 317). В переиздании его сборника в 1959 г. и само примечание опущено. Другая заметная составительница, М. А. Рыбникова, признала, что «неприличность» некоторых загадок стесняла собирателей (Рыбникова 1932: 49). Издатель собрания, претендующего на то, что оно представляет всю русскую загадку, В. В. Митрофанова, признала, что она все же выпустила загадки «неудобные для публикации» (Митрофанова 1968: 17). Собрание фольклора А. Н. Афанасьева, включающее «неприличные» загадки и названное самим автором «Народные русские сказки не для печати» (1857-62), было впервые издано только после смерти автора в Швейцарии (издания на родине оно дождалось лишь в 1997 г.). Русский случай не исключителен. Леманн-Нитше в своем собрании аргентинских загадок выделил категорию эротической загадки, но не привел ни одного примера (Леманн-Нитше 1914: 255). Даже Арчер Тэйлор в своем исключительно богатом собрании англоязычной загадки в середине ХХ века (!) сделал то же (Тэйлор 1951: 687), и это при том, что его собрание изобилует загадками с не бьющим в глаза, но, если присмотреться, несомненным эротическим содержанием. Именно последнего типа загадки интересны более всего.

Чтение Шкловского и Адриановой-Перетц приводит к мысли, что

(o) Сексуальная тематика не просто присуща народной загадке, а дает основание самому жанру, поскольку является причиной запрета называния. Без окольного выражения она не имела бы никакой реальности. Самый жанр загадки объясняется как необходимая форма представительства сексуальной темы в культуре.

Представление о табуированном характере сексуальной темы указывает в глубину веков, так что в этой связи подкрепляется представление Тэйлора о том, что наиболее сложная форма загадки должна быть и наиболее древней.

17. Место загадки в жизни общества. Содержание, функция и морфология загадки

Кто хочет понять древний жанр, должен прежде всего спросить, где его место в народной жизни (Sitz im Volksleben).

Герман Гункель, «Литература израелитов» (Гункель [1906]: 3).