Морфология загадки

Обнаружение того, что мир загадочных описаний компактен и ограничен в своих средствах фигуративного описания, особенно поражает на контрастном фоне известного обстоятельства, что мир разгадки неограничен и охватывает весь крестьянский универс. Придя к мысли, что загадка таит направленность на табуированное, запрещенное для называния содержание, отличное от объявляемого в разгадке, мы тотчас наталкиваемся на сильные, хотя и косвенные, свидетельства в пользу предположения, что ограниченный диапазон путей и средств загадочного описания обусловлен именно необходимостью выражать это табуированное содержание и, следовательно, оно может быть реконструировано из них. Наличие внутренней формы жанра всегда свидетельствует о присутствии содержательной задачи, ее обусловившей. При таком положении дел непременно возникают дальнейшие вопросы к тэйлоровой систематической картине загадки.

Как мы видели, классификация Тэйлора по сути гораздо совершеннее, чем на то претендовал сам автор: тогда как он считал, что ее недостатком является отсутствие единого основания классификации, на деле ее неочевидным образом подстилает единая система концептуальных координат. Я повторяю эту мысль не ради похвалы, а чтобы с этого места сделать следующий шаг: ясное представление о типологии Тэйлора позволяет сосредоточить внимание на некоторых ее шероховатостях, которые обладают большой значимостью. В тэйлоровой классификации загадки, описывающие различные виды фруктов – яблоки, арбузы и апельсины – в качестве дома со многими обитателями, попадают в один подкласс, а загадки, описывающие один и тот же фрукт – скажем, яблоко – разными способами, попадают в разные подклассы. Это как будто понятно, но наряду с этим есть озадачивающие обстоятельства.

Даже очень похожие друг на друга описания порой попадают у Тэйлора в различные классы, потому что различие классов в некоторой степени условно. Сравним загадки, размещенные соответственно в главах (главы соответствуют классам, которые мы будем обозначать, как у автора, римскими цифрами перед номером загадки) I и VIII: ТI.45а: Hump back, smoove [smooth] belly (Сгорбленная спина, гладкое брюшко); и TVIII.1293: Crooked as a rainbow, / Slim as a ja’ (Крив, как радуга, строен, как сосуд). Эти описания сходны в том, что оба изображают нечто кривое, hump и crooked, как обладающее еще одним качеством, никак с первым не ассоциирующимся; при этом гладкий (smoove [smooth]) и стройный (slim) в английском перекликаются по звучанию и не далеки по смыслу в их переносных употреблениях (a slim употребляется и в смысле умеющий проскользнуть, проныра, а smooth – в выражении с тем же значением a smooth operator). В общем, перед нами в двух загадках одна и та же смысловая парадигма либо две близкородственные. Значимое в классификации Тэйлора различие между ними чисто формально: ТI.45a описывает нечто, в чем легко опознается живое существо, потому что упомянут живот (belly), тогда как ТVIII.1293 описывает предмет, избегающий классификации, ибо о нем нельзя сказать, животное это или предмет. Поэтому эти две родственные загадки попадают в разные классы. Такие случаи свидетельствуют о том, что тэйлорова классификация при всех ее достоинствах все же, по всей видимости, несколько чересчур формальна и потому затемняет еще более тесные родственные связи загадочных описаний, чем те, которые проявляются в системном характере их классификации.

Не следует упускать из виду, что хотя отмеченное более тесное родство проходит поверх тэйлоровой классификации, выявляется оно благодаря ей и лежащей в ее основе морфологической концепции. Вообще говоря, более компактные схемы нередко получаются при формальной обработке предмета наблюдения, при отходе от конкретного, при повышении уровня абстракции – это источник множества крупных заблуждений в современных гуманитарных науках. Но в приведенном примере родство проявляется не в формальном отвлечении, не при повышении уровня абстракции, а по другую сторону – оно имеет конкретный, содержательный, предметно-смысловой и материально-языковой характер. Следовательно, существует потенциальная возможность представить себе содержательное родство, пронизывающее область загадочных описаний, еще более компактное, чем формальная система родства, начертанная Тэйлором.