–
Морган сбился с дыхания. И чувствовал, что в голове его разрастается какое-то белое пятно, как будто он забрался на непривычную для него высоту.
– Вот послушайте, что произошло прошлым летом, – сказал он. – Я получил пациента, которого порезали ножом. Порезали перед баром в Феллс-Пойнте, с кем-то он женщину не поделил. Его притащили ко мне среди ночи, я уже спал. Такая уж у меня практика и такие пациенты. И ни телефонной службы, ни квартиры в Оушен-Сити, чтобы укрываться на выходные… Ну ладно. У него был длинный неглубокий порез на левом боку, от грудной клетки до тазовой кости, хорошо хоть сердце не пострадало. Я уложил его на стол в моем кабинете, стал накладывать швы. На это ушел час с четвертью – работа, сами понимаете, утомительная. А когда я затягивал последний узелок – бам! Дверь распахивается. Входит тот, кто его порезал. Выхватывает нож и распарывает его
Леон неожиданно фыркнул, но Эмили просто подтолкнула Моргана вперед. Он снова начал спускаться, тяжело, как старый ревматик, припадая к перилам. И продолжил:
– Люди лезут ко мне с головными болями, простудами, подбитым глазом… с тем, что проходит само собой. Человек с сидячей работой – скажем, таксист – весь уик-энд переставляет мебель, а в ночь с воскресенья на понедельник вытаскивает меня из постели. «Док, у меня жутко болит спина. Как по-вашему, это не диск? Не смещение? Операция не понадобится?» И ради этого я учился на медицинском факультете!
– Ну вот. – Они дошли до парадной двери, Эмили толчком отворила ее и, придерживая рукой, сказала Моргану: – Всего хорошего.
За ее спиной натужно, словно стараясь смягчить оскорбление, улыбался Леон. Морган сжал ладонь Эмили и даже испугался, такой она оказалась легкой и сухой.
– Сводить со мной знакомство вам нисколько не хочется, верно? – спросил он.
– Верно, – ответила Эмили.
– Угу. А почему так?
– Мне не нравятся ваши попытки пролезть в нашу жизнь. Они мне отвратительны! И не нравится, когда за мной шпионят.
– Эмили, – сказал Леон.
– Нет-нет, – сказал ему Морган. – Все правильно. Я понимаю.
Он оглянулся на свою запыленную, приземистую машину. Чувств он не испытывал никаких. Его словно выскоблили изнутри.
– А может, вам стоит познакомиться с моей женой? – не без некоторого усилия произнес он. – Не хотите встретиться с Бонни? Я о ней не рассказывал? Или вам мои дети могут понравиться. У меня очень милые дети, вполне нормальные, вполне обычные, они, похоже, сами
Тут он обнаружил, что все еще сжимает ладонь Эмили, и отпустил ее.
– Старшая девочка вышла замуж, – сказал он. – А я вовсе не врач. Работаю в хозяйственном магазине.
– Что? – опешила Эмили.
– Директор «Хозяйственного магазина Каллена».
– Но… ведь вы принимали нашу дочь!
– А, ну что же, – ответил он, – недаром же я присутствовал при рождении трех своих.
Он похлопал себя по карманам, отыскивая сигареты, однако, найдя пачку, просто стоял, держа ее в руке и глядя в их ошеломленные лица.
– А эту историю с порезами я в газете вычитал. В общем, про себя я вам наврал. Собственно говоря, я это часто делаю. Часто ловлю себя на том, что пытаюсь создать ложное впечатление о себе. Не намеренно, поймите. Мне временами кажется, что люди словно сговариваются со мной об этом, подталкивают меня. Помните, тогда, во время спектакля, вам понадобился врач – и никто из зала не вышел. Наступило долгое, долгое молчание. И как-то подбодрить вас, довезти до больницы, казалось так естественно. Я и не подозревал, что мне действительно придется принимать роды. Происходившее просто… вытолкнуло меня, фигурально выражаясь, в первый ряд.
Ему хотелось, чтобы они что-то сказали. Но они только глядели на него во все глаза. Между тем по ступенькам крыльца поднялась девушка в старомодном платье и поздоровалась: «Привет, Эмили, Леон», но те на нее даже не посмотрели, не отступили в сторону, когда она проскользнула мимо них в еще открытую дверь.