Морганы. Династия крупнейших олигархов

Показания самого Дж. Пирпонта Моргана, естественно, были наиболее интересны. Почти все расследования или судебные разбирательства дел наиболее важных промышленных объединений вскрыли их связь с домом Морганов и его господствующее положение. Теперь обычно молчаливый хозяин дома Морганов был вынужден говорить, принужденный к этому правительством, вмешательству которого в промышленность и финансы он противился. Но если они рассчитывали на то, что смогут зарубить Моргана и устроить себе римский праздник, то их расчеты не оправдались. Его появление перед комитетом Пужоу стало кульминацией общественного порицания, которое Морган презрительно игнорировал, вмешательства правительства в его дела, которое Морган рассматривал как личное оскорбление. В этом мастере делать деньги бушевал гнев, гнев и оскорбленная гордость диктатора, вынужденного признать (даже если временно) наличие более мощной силы. Возможно, самое сильное оскорбление аристократической натуре Моргана состояло в том, что ему пришлось стать в центре общественного спектакля перед народом, который он презирал. Но пожилой, семидесятишестилетний человек полностью контролировал себя. Он был учтив, вежлив, снисходителен и не высокомерен, без лишнего apologia pro vita sua. Морган ничего не признал перед его инквизиторами.

Морган явился на допрос в сопровождении своего сына, семи партнеров и восьми адвокатов, чей гонорар за два дня оценивался в сорок пять тысяч долларов. (Эти деньги были потрачены впустую. Морган игнорировал советы адвокатов и отвечал сам.) Ожидая вызова, он дремал. Проходивший мимо стенограф случайно задел пожилого человека, который сидел с воинственным видом и угрозой в глазах.

«Я старею, — сказал Морган улыбаясь и попросил уступить ему место в кафедре проводившего расследование комитета. — Я также хуже слышу, чем прежде».

Сначала немножко нервничая, что насторожило его адвокатов, Морган с подозрением отвечал «да» или «нет». Но, поняв, что никто не собирается его травить, и увлекшись состязанием умов между ним и Сэмюелом Антермайером, Морган стал отвечать более свободно и обстоятельно. Антермайеру так и не удалось выудить из него какие-либо порочащие его признания. Морган восхитил публику: он доминировал, но не подавлял. Порой во время ответов он постукивал по столу, но всегда был искренен и зачастую забавен. О его возрасте говорили нечастые провалы в памяти, но ничто другое, помимо, возможно, мягкого тона некоторых его ответов, а также свойственной пожилому человеку ворчливости (но не злобности). Каждый раз Морган радушно улыбался своему инквизитору, посмеивался над его выпадами, но, если смеялись зрители, улыбка слетала с его лица.

Как и Дэвисон, Морган отказывался признать, что дом Морганов совершал какие-либо непристойные деяния, соглашался с тем, что централизованная власть денег могла быть неправильно использована, но отрицал, что это было опасно, и настаивал на том, что никакого монетарного треста не существовало.

Морган. Невозможно сделать трест из денег.

Антермайер. Разве один человек не может заполучить монополию на деньги?

Морган. Нет, сэр, не может. Ему могут принадлежать все деньги на свете, но он не в состоянии этого сделать.

Антермайер. Если бы вы владели всеми банками Нью-Йорка и всеми их ресурсами, разве вы не приблизились бы довольно близко к контролю за кредитованием?

Морган. Нет, сэр, отнюдь.

Антермайер. Но вы же признаете, что люди могут захватить контроль над железными дорогами или предприятиями бизнеса и монополизировать их, а потом злоупотреблять полученными привилегиями?

Морган. Да, это может сделать любой…

Антермайер. И сохранять свой контроль?

Морган. Да.

Антермайер. И вы утверждаете, что касательно контроля за кредитованием они не могут сделать то же самое?

Морган. С деньгами — нет. Они не могут их контролировать.

Ничего не признав, Морган пустился в красноречивые подробности. Монетарного треста не существовало, но был ограниченный и очевидный ведомственный контроль за финансовыми ресурсами и кредитом. Но еще более многословным было отрицание Морганом его собственной власти, в чем он превзошел даже Джорджа Ф. Бейкера.

Антермайер. Когда человек обладает большой властью, как вы, — вы признаете это?

Морган. Я ничего об этом не знаю, сэр.

Антермайер. Вы этого совершенно не ощущаете?

Морган. Нет, совершенно.

Антермайер. Вы управляете своей фирмой, не так ли?

Морган. Нет, сэр.

Антермайер. Вы обладаете всей полнотой власти, разве нет?

Морган. Нет, сэр.

Антермайер. И никогда не обладали?

Морган. Никогда.

Антермайер. Значит, вы совершенно не чувствуете, что власть принадлежит вам? Так?

Морган. Да, сэр. Если дело в этом.

Антермайер. Вы считаете, что у вас нет никакой власти ни в одной области промышленности этой страны?

Морган. Нет.

Антермайер. Совершенно никакой?

Морган. Совершенно никакой.