— Не только возможно, — усмехнулся Кэбот, — но и вероятно. Понятно, что этим людям свидетели их действий были не нужны, даже если этим свидетелем оказалась бы рабыня, для которой их действия были бы выгодны, или даже желательны.
— О нет, Господин! — простонала рабыня.
— Шантаж, в среде злоумышленников или заговорщиков, — пожал плечами тарнсмэн, — дело обычное. Так что, для таких людей, чем меньше свидетелей, тем лучше. То, что рабыню не убили, может указать на то, что они нашли её интересной, по-видимому, интересной, как рабыня. Оно и понятно. Перед нами совсем не худший кусок рабского мяса. Думаю, что она могла бы пользоваться хорошим спросом.
Рабыня поражённо уставилась на него, причём в её взгляде явно читалась благодарность. Когда-то она расценивала себя слишком красивой для того, чтобы быть рабыней, теперь до неё дошло, что её красоте, пусть и видной, было далеко до красоты многих других рабынь. Такое открытие может стать весьма обескураживающим опытом для любой женщины, особенно для по-настоящему привлекательной. Трудно принять тот факт, что твоя красота, возможно выдающаяся для свободной женщины, может оказаться весьма средней для рабыни. Впервые она находит себя среди женщин крайне интересных для мужчин, среди женщин отобранных именно по этому параметру, и, более того, она понимает, что её оценивают на фоне этих женщин. В такой неординарной ситуации врождённое самодовольство и высокомерие женщины, вероятно, уступят место надежде на то, что мужчины или хотя бы некоторые из них, смогут найти её, как минимум, такой же привлекательной. Конечно, она приложит все свои силы, чтобы быть таковой. Можно также вспомнить, что рабыня становится гораздо красивее после того, как на её шее сомкнётся ошейник. Обычно бывает именно так, и тому, несомненно, есть множество причин, от физиологических до психологических, от телесных до эмоциональных.
— То, как легко и эффективно это было сделано, — заметил Тэрл Кэбот, — её нейтрализация, устранение из игры, удаление с доски, если можно так выразиться, простым кляпом в рот и капюшоном на голову, предполагают, что у них большой опыт в этих делах. Возможно, это работорговцы или рейдеры, или кто-то другой, привычный к поимке и обращению с женщинами. Хоть какая-то информация. Кроме того, ясно, что в это дело было вовлечено два человека.
Я кивнул, соглашаясь с его выводом.
— Можешь сказать что-то ещё, рабыня? — уточнил тарнсмэн.
— Нет, Господин, — мотнула она головой.
— Она может лгать, — предупредил я.
— Нет, нет, Господин! — воскликнула Альциноя.
— А разве не странно, — поинтересовался я, — что вахта на палубе оказалась не в состоянии заметить злоумышленников, и что сигнал тревоги никто не подавал вплоть до того момента, пока на палубу не начали выбегать люди?
— Ты находишь в этом что-то странное? — спросил тарнсмэн, бросая недвусмысленный взгляд на пару вахтенных.
— Нет, — хмыкнул я, перехватив его взгляд.
— Вот и я тоже, — кивнул он.
Я развязал узел, который держал миниатюрные запястья рабыни над её головой, а затем освободил её от верёвок на животе.
Град и дождь прекратились, но в воздухе всё ещё висела влага.
Лер уже нескольких енов как стоял на платформе. Свой плащ он отбросил за спину.
Едва освободившись от верёвок, рабыня, не будучи отосланной и находясь в присутствии свободных мужчин, опустилась на колени и низко склонила голову.
Такая поза была для неё самой подходящей.
Между рабовладельцами и их рабынями присутствует большая доля красивого символизма. И в этом нет ничего неестественного.
Это отлично отражает категоричность этих отношений и абсолютность этой реальности.
— Твоя туника промокла, — констатировал я, — а твои волосы растрепались.
— Рабыня боится, что не сможет понравиться господам, — отозвалась Альциноя.
— Тебе идёт стоять на коленях с опущенной головой, — сообщил я.
— Могу ли я опустить её ещё ниже, Господин? — спросила она.
— Что Ты имеешь в виду? — не понял я, а затем почувствовал её губы на своих ботинках
— Я сожалею, что я вызвала недовольство у Господина, — прошептала рабыня.
Я даже не нашёлся что-то сказать на это её заявление.
Она, эта женщина, была у моих ног. Я помнил её по Ару. Она, эта рабыня, была у моих ног. И я помнил её по Ару.
— Спасибо за то, что наказали меня, Господин, — проговорила бывшая Леди Флавия.
— Да это пустяк в общем-то, — пробормотал я.
— Уже поздно, — напомнил Кэбот. — Её следует вернуть в загон на палубе «Касра», ведь так?
— Верно, — согласился я.
— Она вызвала недовольство, — добавил он.
— Да, — кивнул я.
— Мне попросить, чтобы принесли знак наказания и шнур? — спросил тарнсмэн.
Как уже было упомянуто, знак наказания прикреплялся к ошейнику провинившейся рабыни, а руки её связывались за спиной, после чего она должна была поспешить в свою камеру, где надсмотрщицы, женщины крупные, отмеряли ей заслуженное наказание.
— А что Ты думаешь на этот счёт, рабыня? — осведомился я.